— Эй, мразь, за сколько продашь девочек мне?
— А? Чё?
— Ничё. За сколько продашь мне дочерей, спрашиваю? Не на ночь, а насовсем.
— Э? Ну, я…
— Вот ничтожество… — я сунул руку в один из мешочков, висевших у меня на поясе и наугад вытащил несколько монет, бросив их в грязь перед ногами — столько достаточно?
Мужик с горящими глазами бросился собирать высыпанные мной семнадцать серебряных монет, ползая на коленях в грязи.
— Да, богатый господин, конечно, достаточно. Забирайте обеих.
Я посмотрел в глаза Элайне и, аккуратно взяв её за руку, сказал:
— Пойдём со мной. Нечего тебе делать с таким отцом.
— А как же моя мама? — на глазах девочки навернулись слёзы — И остальные сёстры с братиком?
— Так у тебя что, ещё есть сёстры?
— Да, кроме Алисы у меня ещё две сестрёнки и братик. — сквозь слёзы ответил мне ребёнок.
Подняв глаза к небу и тяжело вздохнув, я обратился к храброй девочке:
— Отведи меня к своей маме.
Мы были в гостях у этой семейки уже через десять минут.
Папаша вообще не заморачивался и торговал своими дочерями в нескольких шагах от дома, на ближайшей проходной улице.
Зайдя в дом, я сморщился.
В покосившейся деревянной лачуге воняло и было грязно.
Местный обед варился на костре прямо посреди комнаты — на треноге стоял котелок, в котором бурлило какое-то вонючее варево из костей и картофельных очистков.
На меня испуганным взглядом смотрела плохо выглядящая женщина лет двадцати пяти. Было видно, что раньше она была красавицей, но образ жизни превратил её в замученное убожество.