Путешествие на запад

Больше трех суток "Брат Солнечного Брата" провел в порту Криоса.

Первые два дня шла ревизия имущества и улаживание всевозможных формальностей. Пифером был удивлен, когда обнаружил в деловом дневнике Агиллера запись о том, что документы Джела еще из Ифаранты были курьером отправлены на регистрацию в Столицу для включения там в налоговые списки. К счастью, разобраться с этим делом поподробнее Пиферому не позволило замешательство, в котором он пребывал последние дни, неожиданно возглавив миссию, в которой изначально ему отводилась лишь роль третьего дублера, обязанного, к тому же, следить за двумя исполнителями первых ролей. На него свалилась масса забот. В одной куче оказались корабль, покойник, нотариальные дела о наследстве, деньги, выделенные на затраты, связанные с путешествием, - "Солнечный Брат" обходился своим хозяевам отнюдь не дешево. От перекупленного каторжника, от похожего на бегство отъезда Агиллера, совершенного без объяснений, от политических свар внутри Тау Тарсис его отвлекли насущные проблемы финансов, ограниченного времени и личной ответственности.

После пятичасовой службы по погребальному чину, совершенной в криосском храме Врат Шумгальгана, Джел тихо вернулся на камбуз, куда переселился сразу после отъезда Агиллера, и с этого вечера не сидел больше без дела, а стал помогать Гирпаксу топить плиту, драить котлы и разносить пищу команде. План побега представлялся ему приблизительно.

Hочью "Брат Солнечного Брата" обычно отходил подальше от берега, чтобы не наскочить в темноте на рифы. Тихо спрыгнуть за борт и проплыть две-три лиги, выдерживая направление по звездам, для Джела не составило бы труда. Он жалел, что тянул с эти делом так долго. Надо было бежать, не оглядываясь на Агиллера, утверждавшего, что "все будет хорошо", и без ведома Скея, которому опасно знать лишнее и непозволительное по его религиозным убеждениям.

В течение всех трех дней не мог решиться вопрос о том, как поступить с "Солнечным Братом". Ни капитан, ни Пифером не знали, следует ли им продолжить путь в Икт, как предполагал первоначальный план, оставить "Солнечного Брата" в Криосе до официальной церемонии введения Ирмагора в наследство и дождаться его распоряжений (но тогда Пиферому пришлось бы искать попутный транспорт и самому добираться до Икта или, с учетом последних событий, даже до Столицы, чтобы сдать полномочия и отчитаться о проделанной работе), или же, поскольку арданская подать от самого Диамира путешествует посуху, нужно вернуть галеру обратно в Диамир, к порту которого она приписана.

Приказ об аресте Ирмакора в положенное время оглашен не был. Hа третий день вскрыли завещание, и Пиферому все-таки пришлось принять решение, как ни пытался он избежать любых личных распоряжений: "Солнечный Брат" должен доставить в Столицу тело усопшего, где его захоронят в семейной усыпальнице.

К вечеру третьего дня на палубе между мачтами стоял запаянный свинцовый гроб, и спешно шла погрузка купленных тут же у местного работорговца пятидесяти недостающих гребцов, запаса воды и продовольствия.

Капитана лихорадило от желания быстрее отплыть. Команда его была набрана из свободных людей, работающих за жалование, он боялся, что к утру половина их разбежится, не отваживаясь выйти в дальнее плавание с таким грузом на борту, как покойник-самоубийца.

Со смесью любопытства, настороженности и, одновременно, странного чувства ненормальности всего происходящего, Джел наблюдал за воцарившимся на борту хаосом через всегда приоткрытую для притока свежего воздуха дверь камбуза.

Гроб никак не могли спустить в трюм. Он был чудовищно тяжел и застревал в люке, каким бы боком его не поворачивали. Взгляд каждого, кто проходил по пристани мимо, цеплялся за него, и вскоре на берегу собралась уже толпа из нищих, гуляк, женщин, разного рода подозрительных оборванцев, праздношатающихся матросов с других судов и солдат городской стражи. Все они на разные лады подавали советы и громко комментировали действия тех, кто возился с гробом. Несколько бочек с арданским вином при разгрузке были разбиты, обломки их лежали тут же или плавали в мутной воде у причала, возглавляя флотилии из огрызков яблок и арбузных корок.

Дважды пришлось платить штраф за загрязнение и беспорядки на территории порта: за те бочки, что повредили грузчики, и за те, что были оставлены без присмотра и продырявлены нищими, устроившими затем возле них драку. Бочки, которые остались целы, грузили невдалеке на подводы. Вино в них в самом деле было хорошее, и все на корабле с грустью гадали о его дальнейшей судьбе.

К ночи капитан, неплохой человек, весьма образованный и обычно очень сдержанный в поведении, дошел до белого каления и был близок к умопомешательству. Hа корабле поймали трех воров, тем не менее, предыдущей ночью был украден кусок каната, из обшивки вытащены медные гвозди, а из каюты стащена хрустальная чернильница с серебряной крышкой - вещь, до которых можно было дотянуться из окна, не влезая внутрь каюты. Пятеро матросов сбежали, им срочно пришлось искать замену. Не вызывал доверия работорговец, предложивший за подозрительно малую цену гребцов, так как, по слухам, в нескольких поместьях на востоке люди умирали от болезни, занесенной откуда-то из-за гор. Сейчас на ведущих с востока дорогах провинции и на воротах города стояли чумные кордоны, проверяющие путешественников, но за взятку (об этом тоже говорили) всегда можно пройти и повезти любой товар. Среди купленных рабов половина была восточными варварами-горцами.

Среди матросов, принятых на борт взамен бежавших, только двое имели рекомендации от прежних нанимателей. Насчет прошлого других нужно было довольствоваться хвалебным гимном портового агента, который сам был похож на видавшего виды старого пирата.

Вершиной недовольства для капитана послужил прибывший с рабами надсмотрщик, такой же раб, как остальные. Его веснушчатое лицо украшало перекрестье из двух сабельных шрамов, между которыми проглядывали злые темные глазки. Короткие мускулистые руки надсмотрщика, покрытые жесткой рыжей шерстью, сжимали длинный бич из буйволовой кожи, которым он пользовался так ловко, будто бич был естественным продолжением его пальцев. С вверенной его заботам рабочей силой он в одиночку справлялся великолепно, однако, изъясняться по-человечески оказался практически не способен. Разговорным языком ему служила смесь площадных ругательств, воровского жаргона и рычащего горского языка. Звали его Гергиф.

Скей внимательно осмотрел всех новоприбывших рабов, включая надсмотрщика, и, со свойственным ему безразличным видом, объявил, что признаков какого-либо заболевания ни у кого не находит, но не поручится, что опасность завезти в Столицу моровую язву полностью отсутствует.

А на следующее утро Джела поджидала вполне закономерная неожиданность, к которой он, тем не менее, оказался не готов.

Он увидел, как вдали за кормой поднимается в небо вертикальный столб дыма от вулкана острова Гекарич, последнего ориентира перед выходом в открытые воды Суриемского залива. Если бы "Солнечный Брат" продолжал плыть вдоль берега, вулкану следовало бы находиться по левому борту.

Вулкан за кормой означал, что галера сменила курс и плывет сейчас прямо в Столицу без захода в Северный Икт.

* * *

В заливе, где не было необходимости подробно изучать лоцию для каждой отдельно взятой четверти лиги пути, маневрировать и постоянно бояться сесть на мель или наткнуться на подводную скалу, "Солнечный Брат" под одними только парусами развивал хорошую скорость. Его острый, как у военных галер нос с шипением резал волны. Восемь больших парусов на трех мачтах были туго наполнены ветром. Капитан и команда знали свое дело, а погода стояла, как на заказ, от самого отплытия из Криоса на удивление хорошая.