Возрожденное орудие

Затем она вернулась к тому номеру, который понравился Черис. И в этот самый момент поняла, что гекзарх изобразил на полях своих записей: танцы.

В каком-то смысле это было логично. Гемиола воспроизвела некоторые из своих воспоминаний о визитах гекзарха. Он обладал безупречным чувством равновесия и всегда делал выверенные шаги. Он танцевал не ради того, чтобы просто скоротать время. Он серьезно изучал это искусство. Где он ему научился?

«Кто же ты?» – задалась вопросом Гемиола.

Гекзарх и Джедао танцевали вместе в одной из комнат Тефоса. Гемиола вспомнила, как она и два других сервитора каждый день меняли украшения на радость гекзарху. В основном бумажные фонарики с нарисованными на них черно-серебряными мотыльками. Даже сейчас она не понимала значения фонарей. Как заботливо гекзарх повторял танцевальные движения вместе с Джедао, шепотом подсказывал правильные па, когда тот запинался…

– У меня личный вопрос, – обратилась Гемиола к Черис.

Черис склонилась над субдисплеем, читая бюджетную сводку по исследованиям.

– Говори, – сказала она, не глядя на змееформу.

– Когда бы Джедао ни навещал Тефос, – сказала та, не зная более тактичного способа сформулировать вопрос, – он всегда был неуклюж. Но сейчас…

– Все не так?

– Да.

– Куджен любил помещать Джедао в неуклюжие тела, – просто сказала Черис. – С его стороны это была довольно простая модификация. Психохирургия – не единственный вид медицинского вмешательства, в котором он разбирается. Ему нравилось напоминать Джедао о том, что тот потерял.

Значит, он прошел долгий путь от мальчика, который хотел накормить голодных детей. Или, возможно, Гемиола все это время неправильно понимала того мальчика.

– Кто научил гекзарха танцевать?

– Он мне об этом никогда не говорил, – сказала Черис. – Он вообще мало говорил о том, откуда пришел. Он видел, как гибнет великое множество планет, видел поля сражений и полигоны для испытаний оружия, для которого у нас больше нет названий, видел миры, раздираемые собственными проблемами. К тому времени, когда он встретил меня, смерть не слишком его волновала. – Она криво усмехнулась. – Во всяком случае, это у нас было общее.

Черис казалась гораздо убедительнее, когда не пыталась объяснить змееформе, насколько гекзарх был испорчен. Как будто порочность имела какое-то значение для гекзарха. При чем тут порочность, когда он всю свою жизнь делился с гекзархатом знаниями и технологиями? Змееформа не была уверена, к какому ответу на этот вопрос склонялась.

Во множестве миров Черис – или Джедао – знали как Жертвенного Лиса. Те же самые миры не знали имени гекзарха. Змееформе теперь это было известно. Гекзарх предпочитал действовать, оставаясь в тени. И хотя люди не шептали имя гекзарха со страхом, они боялись мира, который он создал.

«Что же пошло не так?» – спросила себя Гемиола.

– Время от времени Куджен тосковал по дому, – сказала Черис. – Это все, что я знаю. Я не думаю, что его дом был хорошим местом. Но он принадлежал ему и перестал существовать, а такие вещи имеют значение. Шуос Микодез как-то сказал мне, что когда-то Куджен был беженцем. Трудно себе это представить, но информация Микодеза, как правило, достоверна. Обычно я жалею, что это так.

– Вы с Кудженом, должно быть, вели отличные беседы, – ехидно заметил 1491625.

– Мы так и делали, – сказала Черис, чье настроение немного улучшилось. – Помню один раз, сразу после того, как мы… заключили союз. Еще тогда, когда Джедао был жив, и состоялась наша первая встреча. – Она махнула в сторону Гемиолы. – Даже до Тефоса, много лет назад.