– Ближе к делу, – сказал Брезан.
– Да, – сказала Инессер. – Я хочу, чтобы Конвенция признала «Три пустельги, три солнца».
Интересно. Она не претендовала на преемственность относительно старого режима. Это был неприкрытый личный захват власти. Брезан хлопнул ладонями по столу и встал. Пламя свечей дрогнуло, вода выплеснулась через край чаши.
– Нет, – сказал он.
– Взамен, – продолжила генерал-протектор, словно не расслышав. – Протекторат примет ваш календарь.
Брезан замер.
– Это очень интересное предложение.
– «Интересное» было бы преуменьшением. Здесь лучше подходит слово «беспрецедентное».
Инессер поднялась так, что ее голова оказалась на одном уровне с его головой, хотя движение было сдержанным и грациозным.
– Вы меня услышали, – сказала она. С величайшей осторожностью генерал-протектор сняла левую перчатку, потом правую и протянула ему.
Он уставился на перчатки, как будто они превратились в слизняков, потом на ее оголенные руки.
– Вы же это не всерьез.
– Она серьезно, – тихо сказала Тсейя, не обращая внимания на то, что Брезан только что нанес Инессер смертельное оскорбление. Ни один здравомыслящий человек не усомнился бы в словах Кел, снявшего перчатки. (Это происходило постоянно в драмах и театре.)
Инессер, то ли лучше владевшая собой, то ли привыкшая к оскорблениям со стороны случайных «падающих ястребов», снова усмехнулась.
– У вас будет место в моем правительстве. И у вашего премьера тоже. Там полно работы для всех, пламя свидетель. Если вы этого хотите. Я думаю, что даже если вы не пожелаете участвовать, ваши последователи будут настаивать на этом.
Это было впечатляющее предложение. Почему же тогда она привела с собой двух человек, которые гарантированно отвлекали его?
Он указал на Тсейю и Миузан.
– А какова их роль?
– Демонстрация доброй воли, – сказала Инессер. – И напоминание о том, что то, что было разделено, может быть снова объединено.
Красноречивый удар. Он знал, что не должен выдать свои чувства.