— Только его так не открыть, — сообщил он, буквально проводя по тубусу своим немаленьким носом. — Крышка и корпус между собой срослись… Видите, как затянуло? Я бы попробовал распороть днище. Хотя там, я думаю, не лучше, все сшито добротно, внахлест. И боковой шов такой же… Разве что вскрыть мини-пилой, вот здесь, — он указал на крышку. — Тогда мы наверняка не зацепим документы, если они там есть, а после этого любой реставратор, если у него руки не из жопы, легко придаст этой штуке первоначальный вид… Да что реставратор, я сам это сделаю за пару часов!
Он почесал бороду и задумчиво посмотрел на начальника.
— Ну, так как? Режем? Все равно придется…
— Режем, — согласился дядя Рувим. — Только не просто аккуратно, а очень аккуратно…
— Как обрезание любимому брату! — пообещал Борух, доставая из чехла нечто, напоминающее электрическую зубную щетку, только со сверкающим диском на конце. — Никто ничего не почувствует…
Зажужжал моторчик, и диск практически без сопротивления впился в тысячелетнюю кожу. Запахло паленым волосом. Молодой ассистент работал, как врач-дантист: осторожно, ежесекундно контролируя линию разреза, прочищая ее мягкой кисточкой. Ороговевший материал резался легко, слегка подгорая по краям, отчего незначительно менял цвет.
Шагровский видел, что дядя просто приплясывает от нетерпения, буквально сгорает от желания немедленно взять в руки то, что скрывал старый тубус. Несмотря на возраст, с темпераментом у профессора все было просто отлично, лучше, чем с терпением.
Зато бородатый ассистент никуда не торопился, как и было обещано, работал тщательно, и вскрыл чехол только с третьего прохода. Срезанная стальным кругом крышка отвалилась в сторону, открывая внутренности тубуса.
— Гвиль! — выдохнул Кац, и со свистом втянул воздух через стиснутые зубы. — Настоящий гвиль! Йофи!
Внутри кожаной трубы виднелись прекрасно сохранившиеся листы пергамента.
Рувим Кац протянул руку к находке, пальцы у него чуть дрожали. Он почти дотронулся до пергаментов, но в последний момент отдернул руку и поднял на коллег глаза — счастливые и почему-то чуть влажные, но это, наверное, от переутомления.
— Ребята, — сказал он на русском. — Милые вы мои! А давайте-ка выпьем!
Глава 21
Ничто так не поднимает боевой дух осажденных, как отбитый штурм.
Ничто так не озлобляет осаждающих, как штурм неудачный.
До конца сжечь осадную башню не получилось, но и то, что горящие стрелы основательно повредили обшивку и даже воспламенили в нескольких местах основную конструкцию, вызвало у защитников Мецады бурное ликование.
Эту радость не могли испортить даже двенадцать убитых и пятеро тяжелораненых, хотя каждая рука, способная держать меч, сейчас была на вес золота.
Трупы лежали возле стены арсенала, поодаль от синагоги, лекарь-ессей, не чураясь помощи женщин, пытался заниматься ранеными, которых перенесли в тень, под навес возле входа в караульную. А оставшиеся в живых с криками отплясывали на камнях двора, потрясая оружием и смеясь. Родственники погибших оплакивали своих мертвых, не обращая внимания на радость остальных. Празднующие не обращали внимания на скорбящих.
ebooksa