Он спустился со стены, припадая на правую ногу и, едва сделав несколько шагов, столкнулся лицом к лицу с легко раненым в стычке Гридой. Осколки камня рассекли тому лицо, но кровь уже успела свернуться в ранах и повисла на бороде бурыми комками. Никто не мог сказать, сколько лет этому человеку, но, несмотря на то, что возраст его давно перешагнул за черту, называемую зрелостью, он сохранил мастерство бойца и силу, вызывавшую удивление у тех, кто впервые видел его в схватке. Невысокий, приземистый и свирепый, словно горный леопард, Грида был особенно страшен в ближнем бою, когда ловко орудовал боевым топором на длинном древке. Рассказывали, что однажды он голыми руками задушил легионера, одетого в лорику сегментату[88]. Глядя на его могучие предплечья, поросшие курчавым рыжим волосом, в эту историю можно было поверить.
— Элезар ищет тебя, — сказал Грида и радостно осклабился. — Он возле убитых. Тебя проводить или сам найдешь дорогу?
— Я стар, — произнес Иегуда негромко, — но все еще могу ходить без сопровождающего.
Грида засмеялся и, содрав с головы повязку, вытер потное окровавленное лицо грязной тканью. От этого движения рана на щеке снова открылась и из-под спекшейся корки выступило несколько ярких, крупных капель крови.
— Не обижайся на меня, старик, — в голосе его звучали примирительные интонации. — Я вовсе не хотел сказать тебе плохое. Бен Яир послал за тобой.
Грида поковырялся в ране на лице толстыми, грубыми пальцами ремесленника и вытащил из щеки каменную крошку, которую принялся рассматривать с интересом. Похоже было на то, что боль его совершенно не волновала, просто кусок камня, застрявший под кожей, мешал говорить.
За спиной Элезара возвышался глыбой бен Канвон, и Иегуда с удивлением увидал, что гигант плачет. Горе уродливо искривило его и без того непривлекательное лицо, крупные слезы градом катились по щекам. И только подойдя еще ближе, старик понял причину рыданий: одна из стрел «скорпиона» пронзила подругу бен Канвона — Лею, и громогласный великан, грубый, как неотесанный камень, стоял, склонив голову, над ее застывшим телом. Болт прошел через грудь женщины, разорвав плоть и раздробив ребра с правой стороны, не зацепив сердца, но удар его был настолько тяжел, что Лея умерла практически мгновенно, успев лишь удивиться, что вдруг померк свет яркого весеннего солнца и почему-то не получается сделать следующий вздох.
Удивленное выражение так и застыло на ее лице, и кроме изумления, оно больше не отражало ничего: ни боли, ни испуга, ни страха смерти. Элезар и его телохранитель стояли перед телами, выложенными в ряд под стеной арсенала, и не обращали внимания на выплясывающих победный танец защитников.
На трупах уже копошились вездесущие мухи, и Иегуда невольно подумал о том, что мухи в эти тяжкие годы единственные существа, не знающие ни нужды, ни страха, ни голода.
У них вдосталь еды.
У них вдосталь свежего солоноватого питья.
Люди только и делают, что производят для них пищу: когда рождаются, когда испражняются, когда умирают.
Они ползают по лицу роженицы и пьют кровь, стекающую по ее ногам. Они садятся на младенцев, на подростков, мужчин, женщин, стариков и их дерьмо, на свежую еду и на ее гниющие остатки, на живых и на мертвых, потому что все вокруг, и даже человек, мнящий себя повелителем всего живого, для них всего лишь пища, в которой нет уже ни капли величия. Мы для них просто еда, если не брать во внимание то, что, пожирая наши тела, они не могут вкусить ни наши воспоминания, ни нашу скорбь, ни наши дела…
Он сделал еще шаг, окунаясь в душное, смердящее сотнями старых смертей болото воспоминаний, в котором была одна особенная, незабываемая, самая страшная для него, видавшего многое. А Иегуда видел много такого, о чем не хотелось ни вспоминать, ни рассказывать.
ebooksa