— О, нет, нет, — беззаботно отбросила мои подозрения Одеста. — Он приходит туда скорее от любопытства. И появляется не со стороны, где было совершено убийство, а со стороны юсианской базы.
— Юсианской базы? Она тоже находится в этом направлении?
— В шестнадцати километрах от нашей.
— Ясно. Потому-то ее нет на карте. Ларсен мне дал карту окрестностей, но радиусом только пятнадцать километров. А я думал, что юсианская база находится в том направлении, откуда я вчера прибыл.
— Ошибаешься. Звездолет приземляется на том месте, где юсы оставляют нам посылки с Земли.
— И после этого опять взлетает, чтобы приземлиться немного в стороне?
— Нет. Он остается там до следующего дня, когда снова направится на Землю.
— Э, значит, и они экономят, — отметил я. — Они не так всемогущи, как мы себе воображаем. Между прочим, успели ли вьгосмотреть их звездолет?
— Зачем? — Одеста вопрошающе посмотрела на меня: — А ты что, его осматривал?
— Нет, нет, — поспешил я отречься. — Просто мне хотелось понять, как прошел ваш полет.
— К счастью, обошлось без происшествий, Тервел, и в течение всего времени у нас не было никаких контактов с юсами. Но несмотря на это, мы чувствовали себя страшно подавленными! Едва скрывали свою фобию… В сущности, только Ларсену и Штейну вроде было все равно, где они находятся, но Ларсена, думаю, ничто не сможет «вывести из себя», а Штейн… У него была способность работать при любых обстоятельствах! Даже в звездолете он продолжал обдумывать какую-то свою теорию, надеялся ее развить дальше и закончить здесь на Эйрене. — Одеста огорченно пожала плечами. — Мы так и не узнали, что это была за теория. Штейн вводил все результаты своей научной деятельности в засекреченный банк данных, а двадцать шестого утром все полностью стер. Но почему? Что заставило его уничтожить собственный труд? Может быть, он посчитал его бесполезным, ошибочным? С возможными опасными последствиями…
Она задумалась так глубоко, словно и вправду надеялась, что вот сейчас в данную минуту сумеет ответить на эти вопросы. Задумался и я. Только о вещах значительно более мелких.
— После смерти Фаулер сжимал в руке изображение Штейна. Но как оно попало к нему?
Предполагаю, что Штейн его ему дал… с какой-! целью.
— А ты не знаешь, когда и каким образом он сам его получил?
— Он говорил мне, что это изображение образовалось у него на глазах сразу же после старта звездолета, — немного рассеянно ответила Одеста. — Там у каждого из нас была отдельная квартира, и пока он находился у себя в холле, заметил, как на столике напротив появляется какое-то зернышко, как оно растет, и оформляется… Я тоже нашла нечто подобное у себя в холле, наверное, находили и другие, хотя и отрицают это с необъяснимым для меня упорством. Однако, насколько мне известно, только Штейн захватил свое подобие с собой. Он утверждал, что хранит его на память.
— В шутку, наверное?
— Нет, это была не шутка. И вообще… мне кажется, что он не ненавидел юсов! Естественно, он никогда в этом не признавался, но…
— А ты? Одеста, ты их ненавидишь?
Я убежден, что именно мой неожиданный вопрос заставил ее непроизвольно коснуться руками висков. Но что общего могло быть между юсами и синяками, которые она скрывала под волосами.