– Кто ж спорит, – всплеснул руками тот и понял, что опять сморозил что-то не то. – Простите. Я хотел сказать, что… Ну, в общем, я вам не только сочувствую, но и всегда готов помочь.
– Как это интересно вы, логопед, можете мне помочь? – холодно проговорил мальчик в костюме матроса. – Я, вроде бы, все буквы верно произношу.
Маша и Даня вовсю пялились по сторонам и в разговор не вмешивались, да и не прислушивались к нему, видя, что государь обращается только к доктору.
– Э-э… – беспомощно протянул Блюмкин, замявшись.
– Ну, полно, это шутка, – смягчился царь.
– Очень, очень смешно! – с готовностью воскликнул доктор и даже выдавил из себя: – Ха-ха-ха… Ха-ха.
– А вот умереть за меня вы смогли бы? – с веселой легкостью в голосе спросил у него юный царь на обратном пути.
– Ну конечно, конечно, – после некоторой заминки залепетал Блюмкин. – Умереть за Ваше Величество – это же все равно, что отдать жизнь за родину!
– А что вообще вы думаете о смерти? – спросил маленький государь в тот момент, когда дорогу им перебежала стайка босых лолит с теннисными ракетками.
– Э… Я, как человек, с одной стороны, независимый от догм, а с другой, верующий, считаю смерть понятием метафизическим, – заявил Блюмкин.
– Что ж это забавно, – кивнул государь-император скептически. – Позвольте высказать собственную позицию. Не так давно наши ученые на Луне доказали, что жизнь человека, в принципе, можно продлевать бесконечно долго. Конечно же, они предложили мне стать первым вечно здравствующим государем. Своего рода вечным символом российской цивилизации. Быть династией в единственном лице. И с тех пор я стал совершенно иначе относиться к смерти. Смерть стала для меня своеобразным выдохом жизни. Ведь чтобы нормально дышать, недостаточно только набирать в себя воздух, нужно и лишать себя его, чтобы дать возможность вобрать новый глоток. Может быть, и жизнь не имеет значения без смерти?
Доктора очень порадовало, что скользкий мальчик перешел на абстрактную философию, и он решил во чтобы то ни стало поддержать разговор.
– Вы, Ваше Величество, говорите о дуализме, – заявил он. – О зависимости света от тьмы, от, так сказать, оттеняющего начала. Но христианское учение убеждает нас в абсолютной гегемонии света, в неизбежном торжестве истины над ложью. Христианство утверждает, что Бог абсолютен и безначален, а вот торжество смерти временно и не абсолютно…
Он уже и сам понял, что наговорил чепухи, и реакция царя блестяще подтвердила это. Государь откровенно зевнул, одной рукой прикрыв рот, другой – приглашая гостей в отворенную дверь стыковочного модуля.
– Как бы то ни было, – сказал он, – нас уже ждет обед.
Все погрузились в субмарину, царственный отрок отстыковался от своей резиденции и повел судно на всплытие.
– Мы уже немного опаздываем, и для скорости будет лучше двигаться в надводном режиме, – сказал он пассажирам.
Минуты две судно шло под крутым углом вверх, наконец выскочило на поверхность и блинчиком запрыгало на огромных волнах.
Погода стала еще хуже, видимость была почти нулевой, и государь управлял по навигационным приборам. Делал он это с умением, и вскоре перед ними выросла яхта. Субмарина сделала два витка вокруг судна и, снизив скорость, подошла вплотную. На палубе уже суетились люди в резиновых плащах. Они подцепили лодку специальным краном, подняли ее из воды и опустили на палубу.
Как только государь поднял стеклянный колпак кабины, пассажирам подали пушистые полотенца и проводили вниз – в столовую, где уже был накрыт стол.