Пересечение вселенных. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

Маша Петрова после освобождения так и осталась жить в Сибири. Привыкла уже тут. Вышла замуж за военного из городка поблизости — ракетчика. Родила детей — сына и дочь. Работала простой служащей на почте в том же военном городке.

И была вполне довольна своей жизнью. С Сашей она больше никогда не встречалась. Их школьной дружбе роковые обстоятельства так и не дали перерасти в сильное чувство. А может, его и не было, этого чувства. Родители Маши погибли, не отбыв свой огромный срок. Мать — как известили потом дочь — умерла от воспаления лёгких в тюремном лазарете через месяц после суда. Отец погиб через год, получив удар ножом в какой-то тюремной пересылке. Видно, был он не из робкого десятка.

Происшедшее с ней и её родными Маша считала справедливым наказанием за какие-то прошлые грехи рода — так ей сказала одна монахиня, Серафима, сидевшая в тюрьме за то, что не отказалась от Бога. Услышала рыдания, села рядом и проговорила с ней чуть не до утра.

Маша с тех пор никогда не роптала на судьбу, терпеливо неся свой крест. Вот и теперь — работала, воспитывала детей, довольствовалась малым и не заглядывала далеко вперёд. И за всё благодарила Бога. А монахиню Серафиму после освобождения она взяла к себе. Так та и дожила в её доме, тихо молясь и ходя украдкой в храм. Машины дети называли её бабушкой. Да и муж считал её какой-то дальней родственницей. Люди из органов, конечно, поначалу наведывались, ища какую-то литературу и иконы, но потом оставили их в покое. А Маша и не боялась — ведь хуже, чем было, уже не будет. А люди и в тюрьме живут. Бог везде есть. Тем более, если безвинно — Он не оставит.

Юрию Маша понравилась — хороший человек. Справедливый и честный. И не обозлившийся.

А Саша… Поначалу тюрьма его почти сломала. Но не доломала.

После амнистии в Москву он уже не вернулся. Приехал в Казахстан, в районный городок, где были на поселении его родители. Жили они в полной нищете. Не прижились они там, что ли, не пришлись ко двору. Работа по специальности для них, заводских инженеров, здесь почему-то не нашлась. Хотя были в посёлке и мастерские, и маслозавод, и молокозавод. Мать работала дояркой на ферме, отец — простым механизатором в поле. Саша, вернувшись, три года практически сидел у родителей на шее — выпивал, хулиганил, привлекался за драки. А потом он вдруг уехал из посёлка с бригадой строителей — на большие заработки. И через несколько лет Саша создал уже целую сеть шабашников, охватившую сначала район, потом область. В 90-е годы, когда в перестройку всё развалилось, Никитин вдруг, наоборот, создал могучий строительный трест, а потом — известнейший в стране холдинг. Назывался он — "Нико-холдинг".

Только вот была одна странность — Саша, Александр Семёнович Никитин, глава холдинга, даже баснословно разбогатев, так и не женился. Жил как цыган — вечно на колёсах и крыльях. Какие-то девушки иногда крутились возле него, мелькая рядом с ним в кадрах в гламурных изданиях и на интернет-страницах, но — ничего серьёзного. Так, знакомые или подруги его друзей. Юрий заглянул в мысли Саши и понял, что женщины для Саши Никитина стали табу. А та книга по камасутре, подкинутая изобретательным Васей, стала проклятием его жизни. Саша решил, что никогда и ни с кем не будет делать того, чему учат в той книге. Слишком уж высокую плату заплатил Саша за эти скабрезные картинки. И зачем он, дурак, взял тогда из парты ту книгу? Зачем принёс домой? Именно себя и только себя Саша считал виноватым за сломанную жизнь Маши, её и своих родителей. Он никогда и ни за что не станет строить отношений ни с одной девушкой! Этот подонок Васька просто приревновал Машу к нему. А что с него возьмёшь, если он просто упёртый дурак? И всегда таким был. И сколько их ещё, таких вот Васек, бродит по свету? Да — через одного! И он больше не станет никем рисковать. Ничьей жизнью. Ради каких-то пошлых утех.

Хотя это, конечно, была слишком малая плата за то, что случилось. Но Саша Никитин побеспокоился и о более существенной компенсации. Он решил сделать кое-что для Маши Петровой. И всё, что лежало на его счету, как и всё имущество, по завещанию было оформлено на детей Маши. А по российским меркам, да и по западным, это было невероятно много.

О своих родителях, конечно, Саша тоже позаботился, хоть и поздновато пришло счастье. Они в полной мере узнали достаток и безбедную жизнь швейцарских рантье. И единственное, чего им не хватало, так это внуков, но эту тему Саша давно закрыл. И старики развлекались тем, что заполнили своё шикарное шале целой оравой кошечек и собак. Это скрашивало их монотонный обеспеченный досуг.

Саша очень хотел также помочь и своей пострадавшей ни за что классной руководительнице, Валентине Ивановне Коржаковой. Хоть чем-то. Хоть и поздно. Поначалу он предлагал ей, деньги, много денег. Она могла купить неплохой домик в любом месте, на выбор — хоть в Италии, Франции или в Сочи — и жить безбедно. Но Валентина Ивановна наотрез отказалась и не пожелала даже вести на эту тему разговор. Когда бывший её ученик Саша Никитин — нынче крутой олигарх — пришёл в её убогую коммуналку с продавленным диваном и тарахтящим холодильником "Саратов", она лишь удивилась. И Ванна, хоть и изрядно постаревшая, но, как всегда, ироничная, сказала ему:

— Да помилуй, Саша! Это я должна тебе заплатить! Но мне нечем.

— За что? — удивился Александр Семёныч, подозрительно глядя на неё и ища подвоха.

— Как — за что? Ты с Машкой довёл меня до тюрьмы в советское время! И это круто! Я жутко горжусь, что сидела по политической статье при коммунистическом режиме! И теперь отношусь к избранному обществу, к которому принадлежат лучшие люди страны — Мандельштам, Флоренский, Сахаров, Лихачёв, Солженицын! Мало того, нынче все, кто был в тюрьме, по любой статье, хоть уголовной — это узники режима, народные герои, мученики. В школе коллеги и ученики очень мною гордятся, — усмехнулась она. — Предлагают мне мемуары написать.

— О чём?

— Об ужасах коммунистического строя и тюремных застенков. И о том, как я против всего этого протестовала. Жаль, что мне про свои подвиги и рассказать-то нечего. А то б, ей-богу, написала и издалась бы. Спонсоры нашлись бы — какой-нибудь бывший уголовник, ставший депутатом. У меня полно таких друзей.

Она напоила Сашу чаем с батоном и алычовым вареньем, повосхищалась его грандиозными масштабами и финансовыми успехами, и отправила восвояси. Мол, тюремные университеты дорогого стоят. И сказала, что ей надо школьные тетрадки проверять. Он, усмехаясь, вышел. Ванна есть Ванна!

Но Саша не сдался. Он подсуетился и древнюю пятиэтажку с треснувшим цоколем на окраине, на Щёлковском шоссе, в которой жила Коржакова, снесли напрочь. А ей дали прекрасную квартиру в центре Москвы. Кроме того, Никитин нашёл её дальнего родственника в Аргентине — какого-то бедного двоюродного дядьку троюродной сестры, седьмую воду на киселе, — и дал тому очень много денег при условии, что часть их он передаст в дар своей "племяннице" Валентине Ивановне Коржаковой. Получив этакий нежданный подарок, Ванна слегка удивилась. Потом съездила к щедрому родственнику в гости в Аргентину и вдруг очень подружилась с этим неожиданным заморским дядькой. Он оказался мировецким мужиком. А вскоре Валентина Ивановна и вовсе перебралась жить в его тёплую Аргентину. И вышла там замуж за дядькиного настоящего племянника — богатого и вдового кабальеро. Обо всём этом Александру Семёновичу докладывал специально нанятый человек.

Так что хоть в чём-то и перед кем-то Саша всё же себя реабилитировал. И был этому очень рад.

***