Властитель мира

22
18
20
22
24
26
28
30

Боэмунд расхохотался. Как и многие другие народы, фламандцы славились тем, что заносчивость французов во многих областях давно им осточертела.

– Мне показалось, сегодня на Совете вы были задумчивы, Боэмунд.

– Я размышлял о том, в каком свете Петр Пустынник и Роберт представили нам проступок моего племянника.

– Другими словами: зачем объявлять о его принадлежности к ордену, если тем самым de facto[64] они удержат Совет от наложения на него санкций?

– Именно! Лишний раз должен отметить, что мы с вами мыслим одинаково, дорогой Годфруа. И каков ваш ответ на этот вопрос?

Годфруа подался вперед, взял хрустальный графин, стоящий на низком столике, и снова наполнил свой бокал.

– Возможно, наши ультра двигают пока только свои пешки, откладывая решающие ходы на потом. Вполне вероятно, их целью было не сиюминутно наказать Танкреда, а скорее поставить вас в уязвимое положение, а через вас – и всех умеренных.

– И я так думаю. Роберт сделал свой ход. Но он нервничал, вы не обратили внимания?

– Этот человек – настоящая змея! – воскликнул Годфруа. – Мне всегда казалось, что у него изворотливый и нездоровый ум. Положа руку на сердце, сегодня я не заметил особой разницы. Ни хуже ни лучше.

– Могу вас заверить, и проклятый герцог, и сам Петр в последнее время проявляют нервозность. Что-то их беспокоит.

Годфруа поглубже устроился в кресле и вытянул ноги, чтобы расслабиться.

– Возможно. Этот человек вызывает у меня такое отвращение, что мне трудно уследить за нюансами его поведения.

Их прервало легкое электронное позвякивание. Боэмунд встал, подошел к мигающему настенному дисплею и прикоснулся к светящемуся квадрату на экране. На нем появилось лицо стоящего перед входной дверью Танкреда. Боэмунд ткнул пальцем в надпись «открыть» и вернулся к своему гостю.

– Он пришел, – сказал он просто.

Танкред быстро прошел через прихожую, направляясь к дверям гостиной. Боэмунд, скорее всего, ждет его там.

Он не знал, зачем тот его вызвал, но кое-какие соображения у него были. Они не часто виделись с начала полета, и дядя предпочитал встречаться с племянником скорее в общественных местах, нежели в личных апартаментах. Его вечная пресвятая беспристрастность! В тот момент, когда Танкред открыл дверь гостиной, до него донесся посторонний голос, и он спросил себя, кого же Боэмунд мог пригласить.

– Здравствуйте, дядя, – сказал он, заходя в комнату; удивился, обнаружив сидящего в одном из кресел Годфруа Бульонского, и приостановился на пороге.

– Заходи, Танкред! – бросил ему Боэмунд. – Присоединяйся к нам!

Чувствуя на себе взгляд Годфруа, Танкред немного скованно двинулся вперед, обнял дядю и повернулся, чтобы поклониться его гостю.

– Здравствуйте, Танкред, рад вас снова видеть.