Властитель мира

22
18
20
22
24
26
28
30

Боэмунд хотел было возразить, но передумал. Повисло тяжелое молчание. Хотя Танкред и пожалел, что заговорил таким доктринерским языком, тон дяди его рассердил. Где он был, его дядя, когда Танкреду так нужна была поддержка после кампании в Сурате? Тамплиеры подали ему костыль, когда он захромал, и за это он испытывал к ним благодарность. Тем не менее он был не настолько наивен, чтобы не понимать, что, по сути, Боэмунд прав: вполне вероятно, что руководителей ордена не интересует ничего, кроме власти.

Сделав глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, Боэмунд сказал:

– Чистота веры – опасное понятие и требует осторожного обращения. Оно легко может выйти из-под контроля.

– Вы и не представляете, насколько правы. В девяностом, после трагедии в Сурате, я потерял почву под ногами. Я внезапно осознал, что был не орудием воли Божьей, как нам внушали в школе, а простым инструментом военной политики Ватикана. Тамплиеры – единственные, кто сумел тогда до меня достучаться. Только благодаря им мне удалось привести мысли в порядок. Во всяком случае, поначалу…

Боэмунд опустил голову:

– Слушая тебя, я осознаю, что не выполнил свой долг наставника. Это я подтолкнул тебя к выбору военной карьеры, но не смог дать тебе добрый совет в момент, когда ты больше всего в нем нуждался. – Он встал и пересел ближе к племяннику, потом положил ему руку на плечо. – Не будем ссориться из-за политики. Ты сделал свой выбор, и в конечном счете не мне его оспаривать. И все же прими один совет от старого дядюшки.

Сделав усилие, чтобы вернуть себе самообладание, Танкред кивнул в знак согласия.

– На данный момент благодаря опасениям, которые внушает твой орден в высших сферах, ты избежал наказания, но это только первый раунд. Петр Пустынник не будет вечно терпеть, что какой-то простой лейтенант бросает вызов его власти. Понимаешь? С сегодняшнего дня ты должен вести себя так, чтобы комар носа не подточил, если не хочешь, чтобы на тебя обрушились анафемы всех святых.

– Да, конечно же, я понимаю. Я знаю, что не должен был выходить из себя. Постараюсь, чтобы на некоторое время обо мне забыли.

– В добрый час! Большего я и не прошу.

Увидев наконец дядюшку в привычном расположении духа – жизнерадостным и искренним, – Танкред выдавил улыбку. Рано или поздно Боэмунд все равно узнал бы о его принадлежности к храмовникам, это было неизбежно, и при мысли, что все уже позади, он испытал облегчение. Между прочим, дядя проявил относительную сдержанность в своей реакции, и Танкред был ему за это признателен. Он решил, что пора сменить тему.

– На последнем сеансе тахион-связи, когда я говорил с родителями, мать попросила напомнить вам, что уже несколько месяцев не получала от вас ни единой весточки.

– Неужели? – с невинным видом изумился Боэмунд. – А я готов был поклясться, что как минимум однажды связывался с ней в начале путешествия.

– Она высказалась со всей определенностью: ни разу. Поэтому она велела мне проследить, чтобы вы это сделали как можно скорее, даже если мне придется заставить вас силой!

На этот раз Боэмунд от души расхохотался. Его звучный искренний смех немного смущал своей неуместностью на светских раутах, зато был как нельзя кстати в кавалергардской.

– Договорились. Обещаю, что обязательно свяжусь с ней, как только мы выйдем из стазиса.

– Вы забываете, что фаза стазисного сна продлится десять месяцев, дядя. А значит, почти два года на Земле. Полагаю, лучше бы вам поговорить с ней прямо сегодня, иначе она будет злиться на вас до конца своих дней.

– Хорошо, хорошо. Сдаюсь. Обещаю, что отправлюсь в тахион-кабину еще до вечера.

* * *

16 августа 2204 ОВ

Подготовка к сверхсветовому стазису заняла все утро следующего дня.