Властитель мира

Хотя я знал этого человека не так давно, я успел полюбить его. Энергичный, душевный, умный – вот слова, которыми я бы описал его до ареста. Теперь он превратился в жалкую развалину.

Обвиняемого подвели к барьеру и освободили ему от наручников запястья, оставив скованными щиколотки. Полковник, исполнявший роль прокурора, поднялся со своего места и обратился к нему:

– Подсудимый! Вы предстали перед военным трибуналом, так как вам вменяются в вину следующие факты: заговор против Генерального штаба и Церкви, подготовка мятежа, клевета и открытое возражение слову понтифика.

Чудовищность обвинений настолько возмутила меня, что я не сдержал восклицания:

– Чушь!

Сидящий передо мной верзила снова обернулся и посмотрел на меня. Меня удивил его пристальный взгляд, и я вернул ему такой же, прежде чем отвести глаза. Он тоже отвернулся, а прокурор между тем продолжал зачитывать вводную часть:

– Да будет принято к сведению, что обвиняемый отказался от предложенного ему государственного защитника и принял решение защищать себя самостоятельно.

Потом он обратился к суду:

– Господин судья, монсеньор, этот человек был изобличен двумя солдатами, которые, будучи в тот момент в гражданском и по этой причине не возбудив его подозрений, явственно слышали, как он высказывал серьезные обвинения в адрес духовенства и военного руководства этого крестового похода. А именно ставил под сомнение моральные качества членов Совета крестоносцев и клеветал даже на самого Петра Пустынника! К тому же несколько других свидетелей безупречной честности подтвердили, что неоднократно слышали, как он распускает самые грязные слухи, которые ходят на борту этого судна, в частности наиболее вредоносный из них – о так называемом Испепелителе.

При упоминании этого мифа по залу пробежал гул. Прокурор с легкой улыбкой наблюдал за произведенным эффектом.

– Что за глупости!

Ай, я опять подумал вслух!

На этот раз лейтенант не обернулся, хотя наверняка расслышал мои слова. Зато старый сыч справа от меня начал терять терпение.

– Слушай, парень, может, захлопнешь пасть, а? Если тебе что-то не нравится, так ведь тебя ж никто сюда не тащил.

Прокурор продолжал:

– И последнее, но далеко не самое маловажное обвинение – подрывная деятельность! В момент задержания подозреваемый находился в неиспользуемом техническом помещении, коды доступа в которое он похитил, чтобы затем превратить его в подпольную типографию. В данном помещении преступник и несколько его до сих пор не арестованных сообщников плели свою паутину лжи, печатали свой помойный листок, коим является богохульный «Метатрон Отступник», единственной целью которого было спровоцировать беспорядки и опорочить наиболее уважаемых лиц данной военной операции!

Дешевые трюки прокурора безотказно подействовали на публику, явившуюся посмотреть на заклание. А вот Косола не дрогнул. С самого начала у меня еще не было случая разглядеть его лицо, потому что он стоял спиной к залу.

Я сам тоже едва не оказался на скамье обвиняемых. В тот момент, когда в помещение «Метатрона» нагрянула полиция, нас там было много. Косола следил за распечаткой последнего номера на отбракованном оптическом принтере, которым мы разжились в одной из многочисленных корабельных кладовок, а я в соседней комнате вместе с тремя другими активистами корпел над текстами для следующего номера.

Когда ворвалась военная полиция, у Косола хватило присутствия духа выбить одну из опор принтера, отчего аппарат рухнул и перегородил дверь в комнату, где сидели мы. Триста килограммов печатного устройства заклинили металлическую створку, перекрыв доступ полицейским и позволив нам сбежать через «аварийный выход», который мы устроили в технических коммуникациях. Пять минут спустя мы уже рассеялись в толпе на Центральной аллее. Все, кроме Косола.

В последнюю секунду перед тем, как сбежать, я успел услышать крики, которые исторгали из него удары солдатских сапог.