Властитель мира

Прокурор сухим тоном завершил чтение обвинительного заключения.

– Принимая во внимание вышеизложенные факты, господин судья, монсеньор, этот человек был задержан, и от него потребовали объяснить свои поступки. Разумеется, он все отрицал. Мы были вынуждены прибегнуть к допросу с пристрастием, которому он подвергался в течение всей ночи, и в конце концов обвиняемый признался в своих преступлениях. Поэтому сегодня утром он предстал перед вами, чтобы вы определили ему наиболее справедливое наказание.

С довольным видом хорошо поработавшего человека прокурор уселся на свое место. Все взгляды обратились на судью, а тот разглядывал обвиняемого. С самого начала Косола почти не шевелился, он стоял ссутулившись, опустив голову и положив руки на барьер. Скорее, я бы сказал, вцепившись в него.

– Монсеньор епископ Монтейльский! – звучным голосом произнес председательствующий. – Предоставляю вам слово, как послу и выразителю закона веры в составе данного трибунала.

Адемар с трудом поднялся. Епископ был не очень стар, но все знали, что он давно уже борется с неизлечимой болезнью. Сегодня он казался еще более слабым, чем обычно, и двигался чрезвычайно осторожно, словно опасаясь, что при малейшем сотрясении переломает себе все кости. У него был такой вид, будто он искренне опечален судьбой Косола.

Грязный лицемер!

– Итак, было установлено, что вы еретик, мой бедный друг. Вполне ли вы понимаете смысл этого слова? Оно означает, что вы выступаете против доктрин Церкви и объявляете себя врагом веры… Следовательно, и Бога.

Услышав это слово, Косола поднял голову. Его плечи немного распрямились, и он развернулся в сторону епископа. Я наконец увидел его чудовищно опухшее лицо. Однако голос его не изменился:

– Мне прекрасно известно значение этого слова, епископ.

Лицо Адемара побагровело.

– Подсудимый, вы должны говорить «монсеньор»! – загремел судья.

Косола медленно склонил голову и продолжил:

– Слово hairesis по-гречески означает «выбор». Таким образом, если вменяемое мне преступление заключается в том, что я сделал выбор, то да, я виновен. Только свободный человек способен делать выбор. А сегодня единственная возможность быть действительно свободным – это выбрать непринадлежность к Церкви, монсеньор.

После этих слов в зале повисло тяжелое молчание. При одной только мысли о том, что они придумают, чтобы покарать его, я ощущал, что мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Адемар Монтейльский посмотрел на него долгим, еще более сокрушенным, чем прежде, взглядом:

– Итак, вы упорствуете, несчастный, тем самым отягчая свое положение. Единственный путь – это путь Христа! И те, кто сходит с него, погружаются во мрак заблуждений… Раскайтесь в своих преступлениях, и Его суд, – он воздел палец к небу, – возможно, будет милосерден. Отрекитесь от ваших мерзких воззрений, и ваша кара земная будет смягчена!

Несмотря на явно терзающую его боль, Косола выпрямился, как только мог, и с пылающим взглядом произнес во весь голос:

– Я не боюсь суда Бога, которого нет!

Зал взорвался протестующими криками. Войска были суеверны, и столь открытое богохульство могло ужаснуть даже самых закаленных солдат. Талантливо изобразив потрясение, Адемар рухнул в кресло, а судья яростно уставил на Косола палец:

– Бесстыжий нечестивец! У тебя будет время подумать над своими святотатственными словами. От имени трибунала приговариваю тебя к десяти годам Камеры забвения!