Властитель мира

– Брось, ты прекрасно понял, о чем я: все эти неприятности из-за того, что ты вытворяешь!

– Что я вытворяю?

– Вообще… все твое поведение в последние недели! Кое-какие высказывания, и то, что тебя теперь не слишком волнует собственное подразделение, и даже то, с кем ты якшаешься! – не останавливался Энгельберт, будто решил выплеснуть наконец все, что давно уже накопилось. – Не многовато ли получается, а? Как, по-твоему, подействует на людей, если они увидят тебя, например, с типом вроде того, с которым ты недавно беседовал?

– С ним? Только не говори мне, что зазорно общаться с классом Ноль! Я-то думал, что ты шире смотришь на такие вещи.

Он был прав, и это только еще больше распалило Энгельберта. Ему показалось нечестным со стороны Танкреда обвинять его в классовом расизме, хотя дело было в другом.

– Ты прекрасно знаешь, что его статус здесь совершенно ни при чем, речь о его поведении! У вас был вид двух заговорщиков, а это наводит на подозрения!

Танкреду очень хотелось проявить максимум терпения по отношению к Энгельберту, но и тому не стоило перегибать палку.

– Сбавь тон, солдат! Не забывай, что говоришь со своим лейтенантом!

Энгельберт невольно отпрянул. Он не ожидал, что в подобной ситуации Танкред воспользуется своим званием. Потом он заметил, сколько взглядов обращено на них в коридоре.

– Послушай, Энгельберт, – понизив голос, снова заговорил Танкред, – я не знаю, что ты имеешь против того человека, но можешь не рассчитывать, что я перестану с ним общаться только потому, что он тебе не приглянулся. В чем его вина? В том, что он мобилизован по принуждению?

– Конечно нет, – возразил Энгельберт, тоже, в свою очередь, говоря тише. – Но известно, что все недовольные – поголовно бесшипники. И немудрено, что на общение с ними косо смотрят.

– Каждый волен думать что хочет, ведь так? Если этот человек сделал что-нибудь противозаконное, пусть мне об этом скажут, иначе я не вижу, во имя чего должен воздерживаться от встреч с ним.

Говоря это, Танкред прекрасно понимал, что лукавит. Хоть он и не знал подробностей того, чем занимался Альберик, но все же был не настолько наивен, чтобы верить, будто тот ни в чем не преступает рамки закона.

Энгельберт открыл было рот, чтобы ответить, но потом как будто передумал. Когда он заговорил, голос его был холоден как лед:

– А когда тебе все-таки предъявят доказательство, Танкред, обратишь ли ты на него внимание? Уважаешь ли ты еще закон?

Почувствовав весь подспудный смысл вопроса, Танкред на мгновение заколебался.

– Закон… не знаю, – в конце концов признал он. – А вот что касается нравственности, тут я уверен.

Энгельберт покачал головой, как если бы ответ не удивил его:

– Когда человек присваивает себе право решать, подчиняться закону или нет, он уже вне закона.

И, не добавив больше ни слова, двинулся прочь.