Властитель мира

22
18
20
22
24
26
28
30

Волокно стало достаточно длинным, чтобы коснуться черной стены. На сумеречном фоне секретной зоны его тонкий серый стебель был почти незаметен, лишь от оранжевого кончика распространялся легкий светящийся ореол. Пора решаться. Больше не раздумывая – иначе, может, и отступил бы, – я наклонил волокно и погрузил зонд в стену.

Ничего не произошло. Я даже дышать не смел. Если бы кто-то из контролеров прошел сейчас мимо моего пульта, его, возможно, встревожило бы мое ненормальное напряжение. Пультовик не должен оставаться подключенным, если частота его мозговых волн превосходит определенный порог – около тридцати герц. Поэтому программа постоянно фиксировала мой бета-ритм в правом углу моего поля зрения, чтобы просигналить в случае приближения к предписанному пределу. Если мой ритм поднимется слишком высоко, Нод без всякого предупреждения выбросит меня вон, и мне непременно зададут вопрос, с какой стати мои мозговые волны внезапно пошли вразнос. А учитывая, какую рутинную и скучную работу, как предполагалось, я должен был выполнять во время моего подключения, оправдаться мне будет трудно.

Волоконце продолжало расти и внезапно оказалось внутри секретной зоны. Передо мной замигал тревожный огонек; мне показалось, что у меня остановилось сердце. Но это просто моя программа взлома предупреждала, что теперь я могу мониторить головку волокна и визуализировать то, что находится по другую сторону стены.

Никакой общей тревоги. Никакого превратившегося в желе мозга. Я это сделал, я был внутри!

Спокойно. Самое трудное позади, но это не означает, что я вне опасности. Если мне изменит хладнокровие, меня все еще могут засечь. Пусть то, что мне предстоит совершить по другую сторону, не должно занять много времени, зато требует сноровки.

То, что я видел, не слишком отличалось от запретных зон с простой защитой, которые мы уже не раз взламывали. Файлы в форме стандартных волокон данных сгруппированы в распределительные кубы, те разделены проходами из светлых линий, чтобы аватары могли свободно перемещаться, и все залито обычным многоцветным светом Инфокосма. Оказавшись здесь, даже бесшипник не чувствовал себя неуютно. В сущности, сложность заключалась только в том, чтобы сюда проникнуть. Однако одно существенное отличие все-таки было: церберы.

Эти программы были стражами храма. Наделенные формой сложных геометрических фигур, они немного походили на абстрактные оригами, медленно передвигающиеся по внутренней поверхности черных зон. Их внешние контуры щетинились множеством маленьких острых треугольников, меняющих свое расположение в ритме постоянных перекомпоновок, осуществляемых программой с целью наилучшего приспособления к возможным атакам извне. На данный момент они показались мне похожими на чудовищных насекомых, которые выслеживали добычу, лихорадочно шевеля антеннами.

Главное, чтобы ни одно из них не прикоснулось к волокну, которое пересекло стену, и мне пришлось сохранять полную сосредоточенность, чтобы посылать верный импульс, позволяющий зонду избегать любого встретившегося на пути стража. Ощущение, будто я прыгаю через скакалку по сложным правилам.

Наконец, бесконечно растянувшись, чтобы просочиться по проходам, прочесать все распределительные кубы и найти ту информацию, которая мне требовалась, мой зонд приступил к работе. Не раз у меня возникал соблазн позариться на конфиденциальные данные, которые потенциально представляли для нас интерес, но я не мог позволить себе роскошь скачать их: с каждой минутой, проведенной в этом месте, риск попасться возрастал по экспоненте. Сейчас зонд растянулся так, что наверняка стал заметен с любой точки в зоне. К счастью, вокруг не промелькнул ни один аватар, значит ни один пультовик здесь в данный момент не работает.

Мой бета-ритм уже достиг двадцати восьми герц, а ритм сердца зашкаливал до абсурда. Я подумал, что вскоре церберам и не потребуется посылать в мой мозг нейронный разряд, чтобы убить меня, потому что банальный сердечный приступ вот-вот сделает за них всю работу, как вдруг моя программа прочесывания нашла столь желанную информацию. Я чуть не заорал от радости. Секунду спустя зонд подсоединился к соответствующему волокну и втянул все нужные данные. Моя программа оставит следы на своем пути, но ничего, что позволило бы опознать меня; это была самая легкая часть хакерства.

Передо мной появилось имя заказчика загадочной ДНК.

Перечитав его много раз, чтобы удостовериться, что глаза мне не лгут, я с трудом сглотнул, потом вспомнил, где нахожусь, быстро скачал остальные данные, что явится доказательством в глазах остальных. Теперь следовало срочно убираться, у меня еще будет время взвесить все последствия своего открытия. Я активировал возврат зонда, и тот двинулся назад, прокладывая на полной скорости обратную дорогу, словно я втягивал в себя вермишелину. В финальной спешке я, ровно в тот момент, когда зонд со звуком, похожим на хлопок хлыста, выныривал из черной зоны, чуть было не напоролся на защитный бот. Я тут же стер все следы придуманного мной хака из локальной памяти, чтобы никто никогда не сумел определить, какая программа была на нем установлена.

Очередной толчок быстро унес меня от этой проклятой стены, и, когда опасность и в самом деле осталась позади, я вышел из хакерской программы Клотильды, позволившей мне оставаться невидимым все время, которое потребовалось для моего преступления. Тогда, и только тогда я смог насладиться чувством только что совершенного подвига и важностью информации, которую удалось добыть.

Мне было необходимо как можно скорее повидать Танкреда и все ему сообщить!

* * *

В зале Совета крестоносцев стоял гул непривычно бурной деятельности: множество асессоров, клерков и стражников суетились, в срочном порядке заканчивая приготовления к непредвиденной сессии.

Почти все бароны уже прибыли, за исключением Гуго де Вермандуа. Пристроив локти на ручках кресла и сложив ладони под подбородком, Роберт де Монтгомери выглядел необычно спокойным; Боэмунд Тарентский, чьи чеканные черты лица обозначились еще резче, казался заранее подавленным тем, что должно было здесь произойти; Годфруа Бульонский рядом с ним, хоть и встревоженный, делал вид, что спокойно занимается текущими делами, подписывая протоколы предыдущих заседаний; Раймунд де Сен-Жиль, явно чувствуя себя вполне непринужденно, о чем-то вполголоса беседовал с одним из своих асессоров, словно в сегодняшнем заседании не было ничего особенного.

И лишь один вновь прибывший находился здесь впервые: епископ Филипп де Пон-дю-Руа. После кончины Адемара Монтейльского крестовый поход остался без папского легата, единственного, кто был правомочен официально доносить слово Урбана IX. Дабы исправить ситуацию, Петру пришлось срочно представить папе список из нескольких находящихся на борту лиц, коих возможно было посвятить в епископский сан и назначить на роль послушного чиновника, которую так замечательно исполнял почивший монсеньор Монтейльский. К сожалению, высших церковных должностных лиц на борту «Святого Михаила» было удручающе мало, и список свелся к нескольким приорам и каноникам, настоятелям многочисленных корабельных церквей, так что единственным обнаружившимся в перечне совершенных незнакомцев персон, достойных подобного поста, оказался приор Филипп де Пон-дю-Руа, бывший советник самого Адемара.

Урбан IX незамедлительно возвел его в сан епископа, затем назначил в епархию Пюи, где ранее отправлял богослужения его бывший господин, и возложил на него миссию официального представителя Ватикана в Священной Армии с обязательством досконально исполнять все предписания папы римского.

Это был человек среднего роста, худощавый, всегда идеально выбритый, чье невыразительное лицо оставалось непроницаемым при любых обстоятельствах – до такой степени, что никто никогда не замечал его присутствия в тени весьма светского Адемара Монтейльского. Сегодня, на первом для него заседании Совета, на его лице не отражалось ничего, кроме приличествующей данному случаю сосредоточенности. Впрочем, бароны едва обращали на него внимание.

Внезапно все разговоры и перешептывания оборвались: в зале появился Петр Пустынник. В несколько больших шагов он добрался до величественного центрального кресла, а в это время все не имеющие специального допуска спешно покидали помещение, оставив там лишь нескольких асессоров, скромно усевшихся позади своих хозяев.