Люс-А-Гард

22
18
20
22
24
26
28
30

Лорд потрепал монашка по голове, поморщившись, когда пальцы коснулись щетинистой тонзуры, и глазами указал ему на дверь. Монашек прихватил письмо и, стряхивая с листа песок, вымелся прочь. Лорд молча, как если бы Люс не было в опочивальне, подошел к окну. Люс так же спокойно, как будто лорда не было в опочивальне, подошла к другому окну — и увидела, что монашек, наклонившись с галереи, передает письмо какому-то верзиле, что верзила кивает, что к верзиле подводят оседланных лошадей, и вообще во дворе готовятся к какому-то выезду.

Рассудив, что в жизни лорда Блокхеда достаточно хлопот и кроме Серебряной Свирели, Люс мирно ждала, пока лорд обратит на нее внимание. А потом еще немного помолчала — потому что этот гигант, повернувшись к ней, принялся ждать, чтобы она рухнула на колени, принялась его умолять или вытворила еще что-нибудь не менее нелепое.

— Ну, разбойник, — сказал наконец лорд, вальяжно усаживаясь в дубовое кресло, — я тебя слушаю. Что такого ты хотел сообщить мне наедине? Ты видишь, я настолько презираю тебя, что даже выполняю твою наглую просьбу.

— Добрый сэр, — Люс вовремя вспомнила, как Томас-Робин называл знатного пленника, — во-первых, девушка, которую ты заточил в башне, вовсе не виновата в смерти твоей леди. И я даже не прошу, чтобы ты отпустил ее, потому что ты узнаешь правду и сделаешь это без всякой просьбы…

— Не виновата?!? — лорд даже вскочил от внезапной ярости. — Она не виновата! Как же ты это докажешь, мальчишка?

— Мало ли женщин хотят стать леди Блокхед, добрый сэр? — задала риторический вопрос Люс. — Мало ли женщин мечтает о любви лорда Блокхеда?

— Ну и пусть мечтают на здоровье! Однако пока не появилась эта мерзавка, никто и пальцем не прикоснулся к моей жене. А разбойники из Шервудского леса спят и видят, как бы отправить на тот свет меня и всю мою семью! Я удивлюсь, если окажется, что мой брат еще жив!

— Тебя — с величайшим удовольствием, добрый сэр, — возразила Люс. — Но женщин и детей наши молодцы не обижают. Сэр Эдуард у нас в полной безопасности… и даже сочиняет ночью у костра латинские стихи… Но ты, кажется, хотел доказательств, добрый лорд?

— Каких доказательств?

— Доказательств невинности. Погоди немного, сейчас я тебе все докажу.

Люс стянула через голову фестончатую пелеринку с капюшоном, а затем и замшевый сюрко, оставшись в белой рубахе, от пояса вверх зашнурованной и стянутой у ворота тесьмой.

Ничтоже сумяшеся, Люс распустила тесьму и принялась искать у себя за пазухой, где не было ничего, кроме прославленного бюста. Лорд, опустившись в кресло, наблюдал за ней с большим интересом.

— Куда же оно подевалось? — воскликнула Люс. — Не может быть! Соскользнуло, что ли?

Она запустила руку в узкие штаны, пошарила у себя на животе и охлопала свои ягодицы. Зульфия назвала бы это представление грубой работой, но иным лорда Блокхеда, возможно, было бы не пронять.

— И тут нет! — констатировала Люс прискорбный факт. — Не может быть, чтобы в сапогах! А впрочем…

Она повернулась к лорду спиной, задрала ногу на подлокотник другого кресла и стала ощупывать сапог, покачивая при этом бедрами, как бы в поисках равновесия.

— Ага! — снова воскликнула она. — Кажется, здесь! Наконец-то!

И еще больше нагнулась над собственным сапогом, прогнув при этом спину и предоставив свой задний фасад, обтянутый штанами, как собственной кожей, на обозрение сэра Эдгара.

— Если добрый сэр не возражает, — сказала Люс, не оборачиваясь, — я сниму сапог и предъявлю доказательства. Мне только не хотелось бы, чтобы сюда некстати зашел кто-то из слуг. Есть вещи, которые слугам знать незачем.

И ощутила на своих бедрах две горячие руки.