Люс-А-Гард

— Я оценил твои доказательства, — сжимая эти стройные бедра, сказал лорд Блокхед. — Они меня вполне устраивают. Давно уже я не имел дела с такими доказательствами… Закрой-ка дверь, вот этим ключом, и скорее…

Люс повернулась и увидела, как лорд торопливо выгребает из-под свернутых рулончиками грамот на столе связку гигантских ключей. Толкнув ее к Люс, он обеими руками дернул за шнуры, завязанные узлом на шее, и роскошный плащ, стелившийся за ним по полу, с шорохом рухнул к его ногам. Затем лорд молча принялся стягивать с себя свой сюрко из тонкой кожи.

Люс удивилась тому, как легко ей удалось сбить с толку лорда Блокхеда, но сразу поняла, что если дать ему немедленно искомое наслаждение, он через пять минут придет в себя, вспомнит, что перед ним разбойник из Шервудского леса, и придумает какую-нибудь пакость. Потребует доказательств невиновности Свирели, к примеру. К тому же, Люс вовсе не хотела радовать благородного лорда так, как ему того сейчас возжелалось.

Ей нужно было совсем другое — и она только сейчас поняла, что именно. Ей нужен был ключ — один из дюжины на связке.

Очевидно, у лорда хранились все замковые ключи — и Люс вспомнила, как читала когда-то, что в средневековом замке ключи и замки были дорогим удовольствием, так что один ключ, случалось, открывал многие двери. Как бы то ни было — она положила глаз на связку. И именно потому не следовало сейчас обращать на нее ни малейшего внимания.

Люс нашла нужный ключ, старательно заперла дверь и повернулась к лорду, чтобы отдать ему связку.

Лорд Блокхед уже стоял перед ней во всей своей красе…

Это был боец, закаленный в походах и на турнирах, весь в шрамах, но сложенный лучше, чем можно было ожидать от человека, съедающего за ужином половину жареного кабана. Лорд все еще был довольно строен, мускулист, и, если бы его как следует вымыть с мочалкой, имел шанс понравиться женщине. Но Люс, увы, не догадалась взять с собой в десант мочалку…

— Ты прекрасен, — тем не менее низким голосом сказала она и даже изобразила, как в горле перехватывает дыхание. — Ты великолепен, лорд! В тебе — блаженство! В мире нет мужчин прекраснее тебя…

И она уставилась в голубые глаза лорда.

— Не прикасайся, погоди… — стараясь не столько говорить, сколько гудеть, продолжала люс. — Я подарю тебе такое блаженство, какого ты еще не знал… никогда не знал… Гляди на меня, гляди… Ты еще не знал, что такое настоящая страсть… но сейчас ты это узнаешь…

Ритмично раскачивая бедра, Люс вытянула из штанов подол рубахи и задрала его, словно собираясь стянуть ее с себя, однако не сделала этого и лишь закружилась. Зачарованный лорд следил за тем, как она, кружась, приближалась к высокой постели и вдруг кинулась на нее и, перекатившись, легла, опершись на локоть.

— Лорд Блокхед, лорд Блокхед, дай мне подарить тебе блаженство! — опять загадочно загудела Люс. — Ты еще не знал такого блаженства!

Она внезапно повернулась, сжавшись в комочек, спиной к лорду, в позе, относительно которой не было двух мнений даже в двенадцатом веке. Не успел лорд устремиться вперед — как Люс уже оказалась на полу. Она уселась, подтянув колени к подбородку, исподлобья взглянула на сэра Эдгара — и завертелась волчком, лишь чуточку приподняв скрещенные ноги и отталкиваясь от пола руками. Лорд шлепнулся в кресло, а Люс с хохотом вернулась обратно на необъятное ложе.

Там она задрала ноги вверх и изобразила что-то вроде езды на неизвестном лорду велосипеде. Но всякому баловству есть предел — по улыбке лорда Люс поняла, что к неожиданностям он привыкает, и чары вроде как спадают с него. Поэтому Люс перестала хулиганить и всерьез взялась за дело.

В свое время Асият и Зульфия учили ее восточным танцам, которые у них в роду передавались от матери к дочери и от бабки к внучке. Прелесть этих танцев, созданных, вероятно, еще любимицами халифа Гарун-аль-Рашида, была в том, что при всей своей внешней эротичности и сексуальности они не вызывали бурного подъема чувств, а скорее гипнотизировали. Они томили — но не возбуждали, и это ценилось мужчинами, не знавшими отказа у покорных женщин. Хотя полуобнаженные танцовщицы Аллах знает что выделывали перед почтенными зрителями, никто не срывался с места, не хватал красавицу в охапку и не тащил ее с победным воплем куда-нибудь подальше. Напротив — танец созерцался в полной неподвижности, а затем зрители долго приходили в себя, не говоря ни слова, лишь восхищенно прищелкивая языками и причмокивая. Кое-кто по четверть часа не мог очухаться, и приходилось возвращать его к действительности, вежливо подергивая за полу парчового халата…

С веками были найдены безошибочные ритмы, выверена их смена, и все это хранилось в глубокой тайне десятком семейств, где секретное женское оружие передавалось из поколения в поколение. Бывали случаи, когда женщины этих семейств брали на воспитание талантливых девочек с тем, чтобы отдать их за своих сыновей. И ниточка не прерывалась.

Конечно, Люс недоставало горошины плейера в ухе, недоставало привычной тягучей, перебиваемой бубном, мелодии. Лорду тоже не помешало бы это сильнодействующее средство. Но петь Люс не решалась. Мог случиться обратный эффект…

Пришлось обойтись без мелодии.

Люс встала на колени, боком к лорду, и пустила по всему телу волну снизу вверх, до кончиков пальцев поднятых рук, и еще волну, более интенсивную, и еще — послабее… Потом она, оставаясь сидеть на коленях, всем телом повернулась к лорду и заиграла грудью, прикрывая при этом руками лицо. Потом опять сделала поворот и пустила несколько волн. И, наконец, медленно развернулась к лорду спиной и ритмично заколыхала бедрами, соблюдая этот ритм и в плавных движениях поднятых вверх рук.