"Мне не придется," подумал Виктор. Даже настолько зависимые особы, как Изабель, порою способны на самостоятельный поступок. Зачастую, последний в жизни.
— И тогда ты пойдешь со мной?
— И тогда я подумаю.
Изабель прислонилась к стене и тихо прошептала: "Пожалуйста, не бросай меня." Но стена, во-первых, не умела говорить, а, во-вторых, не была Виктором, поэтому ответила ей каменным молчанием. Между создателем и творением существует связь, и сейчас она была сильной как никогда: Гизела нарочно впустила Изабель в свою голову, так что та видела и слышала все, что происходило за закрытой дверью.
"Он не может меня бросить!" — убеждала себя вампирша, глотая слезы. — "Он любит меня! Сам себе в этом не признается, но это так. Я у него единственная…"
Или не единственная? Как легко он согласился «заменить» ее Гизелой, которая ни капельки его не любит. Да что там не любит — не испытывает перед ним благоговения. Разве можно так с ним разговаривать! Но все же, все же — мысль опять свернула на предательскую тропку — почему он так жестоко о ней отзывался? Как будто она пустое место. Неужто так и есть? Сначала он думал о своей жене, потом о Берте, потом об Эвике, которая притворялась Бертой, потом об Эвике, которая уже никем не притворялась, потом о Гизеле… Его мысли всегда были — и будут — наполнены кем угодно, только не Изабель.
Продолжай она думать дальше, то пришла бы к самому простому ответу, но Изабель просто не успела. Услышав шум, она бросилась вниз и прибежала как раз вовремя…
— Ну вот мы и дома, — печально хмыкнул граф. Кто бы мог подумать, что однажды он войдет в свой замок через черный ход?
Все утро он помогал крестьянам укладывать вещи на телеги — почерневший остов церкви нагонял тоску, да и неизвестно, что устроят вампиры в следующую ночь. Особенно если на этот раз Мастер соблаговолит полететь вместе с ними. Большинство селян разъехалось по родственникам в ближайших деревнях, тех же, кого судьба обделила родней, Леонард великодушно пригласил в особняк. Прятаться от вампиров в доме других вампиров, конечно, противно всем законам логики, но крестьяне согласились, причем с воодушевлением. Про винный погреб герра Штайнберга ходили легенды. Когда юный вампир представил, во что толпа подгулявших пейзан превратит их гостиную, он улыбнулся до ушей. Свались на особняк метеорит и Леонард счел бы произошедшее косметическим ремонтом. Вместе со своей паствой в "капище Мамоны" отбыл и отец Штефан, захвативший Жужи.
Покончив с делами, фон Лютценземмерн засобирался в замок еще днем, но Леонард, который переговаривался с ним из погреба трактира, упросил графа дождаться ночи, чтобы они могли пойти туда втроем. Именно втроем. Поскольку поведение Штайнберга-старшего было непредсказуемым, Леонард наотрез отказался его оставлять.
— Вы не могли бы присмотреть за… за ним? — попросил юный вампир, когда они миновали кухню и свернули в залитый луной коридор. Но фабрикант встал в позу.
— Я хочу с вами! Еще бы, настоящий замок, полный загадок и удивительных приключений! Давайте исследовать его вместе!
Заметив, как Леонард кусает нижнюю губу, граф решительно взял Штайнберга под руку.
— У Леонарда свои дела, оставим его в покое. Не сомневаюсь, что и на нашу долю хватит приключений.
Леонард помахал им вслед, но его взгляд сразу же похолодел. Найти ее. Найти и сделать с ней то, что она сотворила с его отцом. Но это только
Она шла на шум, готовясь отразить атаку — или напасть первой, и не важно, кто там пришел. Свои бы так шуметь не стали. Но в голове все еще крутился разговор Гизелы и Виктора, вновь и вновь проносилась одна и та же картина. Так хотелось ее прогнать, но Изабель могла лишь вытирать слезы о манжету из пожелтевшего кружева. А потом вампирша нос к носу столкнулась с Леонардом. Эта встреча привела ее в чувство. Перед ней враг, и его надо убить. Вне зависимости от того, что там про нее думает Виктор…
Изабель остановилась и окинула молодого вампира презрительным взглядом, что было весьма затруднительно: он был выше ее на полторы головы.
— Леонард? Не ожидала, — проговорила она учтиво. — Как поживает ваш отец?
На такое приветствие он не рассчитывал. Почему-то ему казалось, что она или кинется прочь, или хотя бы смутится, отведет взгляд. Понятно, что у немертвых нет души, но должна же быть хоть рудиментарная совесть? У нее же в сердце жила лишь ненависть, словно клубок крыс, сбившихся зимовать. Если тварь погибнет, мир вздохнет с облегчением.
— Мой отец в добром здравии, — процедил он, примеряясь, сможет ли отсечь ей голову с одного удара. — Вашими молитвами, Изабель.