Глубокий поклон, и гость присел рядом.
— Кто вы? — спросила она. Мельком посмотрела на него, затем уставилась в стену, и взгляд ее увяз в разлапистой цветочной гирлянде на выцветших обоях.
— Я Рэкласт, брат того, кто застегнул на вас намордник, — представился мужчина.
— Милорд прислал вас с официальным помилованием? Просто снять с меня эту пакость он не мог? Нужен бой барабанов?
Заметив, что мужчина рассматривает ее так и эдак, только что за щеку не тянется потрепать, Берта засопела и чуть не натянула на голову одеяло. Навязчивое мужское внимание всегда ее раздражало.
— Когда исчез намордник?
— Часов шесть назад, может, и того больше, — сказала она с напускным равнодушием, хотя с тех пор столько раз произнесла слово «Новый Год,» что хватило бы на персональное поздравление каждому лондонцу.
— Это еще ничего не доказывает, — забормотал мужчина. — Возможно, у него нет сил даже на простенькое заклинание… Но прислал меня не лорд Марсден, а мисс Гизела. Она здесь.
— Я так и поняла. Я слышала ее голос.
— И не выглянули? — Рэкласт прицокнул языком. — Глядя на вас, мисс Штайнберг, невольно поверишь в непостоянство женщин и мимолетность их любви.
Теперь уже одеяло хотелось набросить на него, а потом колотить наглеца покуда пощады не запросит.
— Как вы смеете?! — вскакивая, рявкнула Берта. — Я люблю ее! Я так ее люблю, что отныне не посмею к ней прикоснуться! Я ведь переполнена тьмой, сэр Как-вас-там. Тьма плещется во мне, еще немного, и проступит через поры, как смертный пот. Но содеянного не исправишь. Даже сквозь стены я чую запах крови на ее платье. Гизи тоже кого-то убила? Как я?
— Всего лишь ранила. Хотя, по моему мнению, в таких случаях не стоит миндальничать.
Это известие ее успокоило.
— Хорошо, — отрывисто сказала Берта. — Передайте, чтобы она уходила. Мы не должны видеться. Я на нее плохо влияю.
Мужчина тоже поднялся, очень неторопливо — не рисовался, просто не хотел удариться головой о низкий потолок.
— Одинока тропа предателя, — сказал он, — но горше нее только тропа добродетели.
— Где вы углядели добродетель? Ее здесь нет. Никто в обществе не назовет добродетельной такую, как я, — усмехнулась Берта.
— Добродетель и мораль — не родные сестры. Если они повстречаются на улице, то не узнают друг друга в лицо. Вы наложили на себя слишком суровую епитимью, мисс Штайнберг.
— Я делаю то, что должна, — отрезала вампирша.
ebooksa