Махнув рукой, они укатили в город.
Выпьем с горя. Где же кружка?
На следующий день Татьяна выудила Валентина Юнашева из редакции заводской многотиражки — единственное место, куда журналист Юнашев смог устроиться, — отозвала в сторонку и выпалила с ходу:
— Валя, Отечество в опасности!
И рассказала суть дела.
— Понял! — сказал Юнашев.
Он с удовольствием уволился из газеты, где ему приходилось писать, подыхая от скуки, репортажи из горячих цехов, и поселился у Арины Родионовны.
— А-а, ещё один научный руководитель явился! — встретил его Генька со стаканом в руке в жарко натопленной избе с теми же декорациями и теми же действующими лицами. — Тоже обрабатывать меня будешь?
— Гений Иванович, — начал Валентин Борисович, ещё не решив, какую стратегию и тактику применить к своему подопечному, — вам известно о том, что вышел указ Зюзюкина об уголовной ответственности за самогоноварение?
— А ты что же, сдать меня собираешься?
— Разумеется, нет. Я приехал предупредить.
— Ну тогда садись. Родионовна! Давай нам свеженькую для дорогого гостя!
Арина Родионовна тут же поднесла к столу полную кружку, из печи достала котелок с картошкой, а из сеней принесла солёных огурчиков с грибочками. И сама села к столу.
Когда Генька потянулся разливать по второму стакану, Юнашев прикрыл свой ладонью:
— Я через один.
За вечер попойки Валентин Борисович понял следующее. Что Арина Родионовна пользуется у Гения Ивановича неизменным уважением, и только её он и слушает («Видать, без матери рос», — отметил Юнашев). К нему же, бывшему главе администрации президента, относится с недоверием и даже насмешкой. Что не только SОНЬКА с норовом, но и сам её создатель мужик упёртый. И ещё он понял, что — увы! — представители власти давно потеряли в народе всякое почитание.
На следующее утро Валентин Борисович, улучив момент, когда жаждущий опохмелки Генька отправился колоть дрова для печи, провёл с Ариной Родионовной душещипательную беседу о загубленном русском таланте, утонувшем на дне стакана, о незавершённых научных исследованиях, которые могли бы пойти на благо всему народу, и о засекреченности Генькиной работы, которой интересуются большие люди.
Арина Родионовна оказалась старушкой на редкость сметливой и понимающей. Она только вздыхала тяжко, лукаво и загадочно поглядывая на своего нового постояльца.
— Арина Родионовна! — наконец взмолился Юнашев. — Христом-Богом прошу: верните Гения Ивановича к работе! Он только вас слушает. Вы оказываете на него влияние. К тому же… — Валентин Борисович понизил голос, — … говорят, вы когда-то занимались знахарством. Привороты-отвороты там всякие, заговоры… Сказки да песни ловко поёте… Экстрасенс, одним словом.
— Ох, уж и это разнюхал, милок, — всплеснула руками Арина Родионовна. — Дак когда это было-то? Давным-давно, да быльём поросло. Я уж сколь времён не занимаюсь этим, — и Арина Родионовна лукавее прежнего взглянула на Валентина Борисовича.