— Эй, а утюг-то? — крикнула ему вдогонку тётка.
Но покупателя и след простыл.
Татьяна рассмотрела купюру — это была десятка, недоумённо посмотрела вслед чокнутому молодому человеку и подумала:
«Может, мне по ночам ходить утюги продавать?»
Софокл жарит пельмени, а Чубайс занимается приватизацией
В одно воскресное утро жильцы коммунальной квартиры № 51 намертво задраились по своим комнатам, опасаясь выйти в коридор или — о ужас! — на кухню, потому что Софокл в очередной раз жарил пельмени, найденные им в помойке.
— Помоечная ты душа, Софка, — прикрыв нос пиджаком, на кухню вошёл Вовчик Железо.
— А чё, я ж не ворую, — защищался Софокл.
— Лучше воруй, да живи по-человечески! От тебя ж помойкой за версту несёт. Вонь на всю квартиру развёл.
— Ничё, я счас, быстро!
Наконец Софка унёс в комнату своё ароматное жаркое, и жильцы с опаской стали выползать из своих комнат, как после газовой атаки. Раиса Максимовна сделала себе и Михаилу Сергеевичу марлевые повязки.
— Неужели он это будет есть?! — с ужасом спросила она соседей через повязку.
— У него внутри всё проспиртовано, ни одна зараза не пристанет, — хмыкнул Вовчик Железо. — Перед едой ещё хряпнет.
— Какая антисанитария! — Раиса Максимовна закатила глаза над повязкой.
— Опять у меня Чубайс проклятый сосиски спёр! — раздался вдруг вопль Серёгиной.
Тут все обратили внимание на кота, который, воспользовавшись отсутствием на кухне народа, доедал в углу сосиску, ловко выдавливая её лапой из целлофана.
— Он их приватизировал! — заржал Вовчик Железо.
— У, ворюга рыжий! — погрозила Чубе кулаком Серёгина. — Когда подавишься уже, прорва? Чем я своих охломонов кормить буду?
— А зачем же вы, милочка, держите продукты на окне? — спросила из-под повязки Раиса Максимовна. — Нужно в холодильнике.
— Чего? — не поняла её Серёгина.