Конец здравого смысла,

22
18
20
22
24
26
28
30

— На Марс! — воскликнула поспешная в мыслях дама.

— Марс согревается тем же солнцем, сударыня, — возразил благородного вида оратор, — нет, выхода не будет никакого.

— Только успевай писать завещания, — пошутил кто-то.

— Кому завещать?

— Да, в самом деле. Я и не подумал.

Двери пестрого здания открылись, и вереница мальчишек с серыми листками в руках ринулась в людское море.

— Солнце за два дня потеряло еще три процента, — кричали они. — Конференция астрономов всего мира в Нью-Йорке. Польша угрожает войной России.

Словно услыхав о себе такие громкие выкрики, солнце выступило из-за тучи и горячими лучами облило стены домов, деревья, лица и плечи людей.

— Еще три процента, — кричали в толпе, — этак мы замерзнем через два месяца.

В большой утренней газете появилась статья, где доказывалось, что падение температуры солнца должно скоро прекратиться и что состоятельные люди должны немедленно направляться на юг, где охлаждение будет менее чувствительно и наступит не так скоро. Тут же прилагались списки гостиниц в Алжире, Тунисе и Каире, а также расписание поездов и пароходов. Говорили, что семьсот богатых семейств уже покинули среднюю полосу и устремились на тропики. Рекомендовалось также селиться поблизости от вулканов. Замечалось, вообще говоря, странное явление. Никто не додумывал до конца гигантскую, грозящую миру катастрофу. Одним она представлялась в виде длительной и суровой зимы, вследствие чего в моду сразу вошли меха и лучшие портные стали соперничать друг с другом, изобретая фасоны дамских шуб, другие больше беспокоились относительно темноты и закупали свечи, третьи, наконец, полагали, что бедствие коснется только низших слоев населения. Солнце стало единственной темой разговоров. О нем говорили дети, старики, журналисты, художники, любовники, апаши. В Америке, приступили к постройке колоссальной электрической печки, долженствующей отоплять несколько штатов и приводимой в действие энергией Ниагарского водопада. Один издатель нажил целое состояние, выпустив дешевым изданием поэму Байрона «Тьма».

Однако солнце продолжало греть с такой силой, что один толстый зеленщик, идя из пивной, умер от солнечного удара, и ему были устроены торжественные похороны.

Все же, по сообщению обсерватории на Атласских горах, солнце потеряло еще два процента своей энергии.

Глава 8. Блестящее общество

Хотя французский премьер и считался весьма левым, тем не менее он не был чужд некоторых совсем не республиканских предрассудков. Он любил титулы, гербы и высшее духовенство. Не будучи сам дворянином, изобрел он себе сложный вензель, производивший издали впечатление герба и украсил им свою посуду, белье, чемоданы и огромный камин в своем огромном кабинете. В этом кабинете двадцать второго июля тысяча девятьсот тридцатого года в три часа дня собралось небольшое, но блестящее общество, состоявшее из лорда Уорстона — представителя Великой Британии, монсиньора Антонио — кардинала пизанского, посланного в Париж самим святейшим римским престолом для улаживания некоторых конфликтов между викариями города Парижа, и, наконец, господина Сюпрэ — самого богатого французского фабриканта, мнение которого иногда было почти обязательно для министра финансов. Сам премьер, разумеется, был тут же: он стоял, опершись на кресло, и курил сигару, аромат которой наполнял комнату чрезвычайной культурностью. Блестящее общество некоторое время молчало. Лорд Уорстон, по английской привычке, стоял спиной к камину, и монокль придавал его бритому кирпичному лицу выражение необычайного спокойствия.

— Я очень рад, господа, — сказал премьер важно и печально, — что имею честь видеть вас у себя именно в этот день и в этот час.

— Почему именно в этот день и в этот час? — спросил лорд.

Премьер помолчал немного.

— Дело, конечно, не в дне и не в часе, — проговорил он, — дело в том, что, по-видимому, мир сейчас переживает канун грандиозной катастрофы… Если до сих пор мы обсуждали вопросы, касающиеся нашей родины или наших доблестных и верных союзников (он слегка взглянул при этих словах на лорда Уорстона, который, вынув из глаза монокль, стал тереть его замшей), если, говорю я, до сих пор мы обсуждали такие вопросы, то теперь речь идет о всем мире сразу… речь идет о существовании или несуществовании всей вселенной… Ибо солнце (это, по-видимому, факт) гаснет.

Лорд Уорстон снова вставил в глаз монокль.

— Дело идет, главным образом, о солнечной системе, — произнес он, — вы слишком широко ставите вопрос…