Вдруг он как-то резко ослабевает, сползает по стене, шало смотря вокруг.
— Черт…
И все понимают, что связи с бойцами тылового охранения нет. И неизвестно, что там и как на улице и во дворе. И теперь нет больше никакой уверенности в тыле. То есть, уверенность как раз есть, только уже совсем иная.
Командир поднимает голову. Он зол и встревожен, как никогда.
— Ждем темноты. Отдыхаем. Проверяем оружие. В темноте прорываемся.
Отдыхаем, значит, отдыхаем. Это дело такое. Пока можно — надо вздремнуть. Опять же глаза будут лучше в темноте смотреть. А бой в темноте — это зрение, чувства и опыт. Опыта им не занимать. Пацаны наши, похоже, совсем пропали. Это плохо. Такие потери…
Командир сидит у двери и вслушивается в эфир. Остальные повалились вдоль стен. Двое, кому первыми на караул — на кровать. Всем спать. Всем, кроме тех, кто при деле.
Психом его сразу назвали. Так всегда, кстати. Хоть с армейскими пойдешь, хоть с внутренними, хоть с разведкой какой сверхсекретной — все говорят «Псих». С самого первого знакомства. Ну, и нормально, в принципе. Сразу знаешь, что зовут именно тебя. И опять же — уважение какое-никакое. «Психа» уже знают.
— Привет, к тебе можно? — присел у кровати.
— Погоди, я сниму каску. Это просто каска, понимаешь? Она не страшная.
— Вот, и автомат мне здесь не нужен будет. Ты же — свой. Правда? А свой в своего не стреляет. Это я так шучу. А ты оружие любишь? Могу дать подержать пистолет. Но только без патронов, ладно? А то нажмешь случайно, устроишь тут шум… Чхи! Сколько у тебя тут пыли…
— Тс-с-с! Шуметь нельзя! Бабайка рассердится! — шепчет из самого темного угла чумазый мальчишка лет пяти и прижимает грязный палец к губам.
Вот же родители бывают! С детства ломают детскую психику разными «бабайками» и прочими ужасами. Ну, хоть не милиционером теперь пугают… Хотя, все равно неправильно — нельзя детей воспитывать через страх.
— Бабайка большой? — спрашивает шепотом Псих, подползая вплотную к мальчишке.
Тот кивает, прислушиваясь с опаской. Явно так прислушиваясь, напоказ, как в кино, чтобы было видно — прислушивается.
— Но он же один — бабайка?
Малец задумывается. Потом опять кивает. Старательно так. Но молча. Боится?
— Вот. Он один. Очень страшный, сильный, но всего один. А нас тут много. Вон, сколько солдат пришли тебя спасать.
— Папа позвал? — осторожно спрашивает мальчик.
Чумазый какой. Да и откуда тут быть чистоте — под кроватью? Небось, плакал. Скулил потихоньку, вытирая руками слезы и сопли. Вон, все лицо теперь, как у настоящего спецназовца. Боевой раскрас такой — в грязную полоску. Ждал, значит, и плакал…
ebooksa