— Короче! Жри этого ублюдка, — один показал на тело следователя. — Чтоб ему, суке, и после смерти не было покоя!
— Изуродуй его хорошенько, — поддержал второй. — А за нами не заржавеет. Выведем из прокуратуры, и гуляй.
Залихватский немножко подумал и заявил без затей:
— Складно трепете. Но… вполне, что вы сводите свои счёты со следователем. Ща я его съем, а вы меня застрелите. И повесите убийство на меня.
Оперативники вновь переглянулись — людоед чётко переглядку отследил и нахмурился.
— У нас нет пистолетов, — милиционеры распахнули курточки, погладили себя по бокам. — Видишь?..
Людоед… наклонил голову в знак согласия:
— Вижу.
— Ты умный сукин сын! — подмигнули розыскники. — Не зря тебя вычисляли целых три года.
— Ладно, — людоед вытянул руки. — Снимите наручники.
— Не, не снимем, — извинительным тоном вымолвил один. — Вдруг ты, почуяв запах крови, на нас кинешься? Мы ж не знаем, как там у маньяков… в их голове.
— Снимем наручники за оградой прокуратуры, — дополнил второй. — Зуб даём!
Казалось, людоед ничуть не расстроился. Он сделал шаг к трупу:
— Правильно! Маньяков нужно бояться…
— Скажи, ты, правда, съел четыреста человек? — посторонились розыскники.
— Съел и продал четыреста людишек, — поправил Залихватский. Он широко облизнулся. Осклабился: — Оставить вам по кусочку?
Людоед взял труп за волосы… приподнял голову и — рыча — вцепился в левый глаз. Послышался звук рвущейся плоти и чавкающие звуки.
Оперативники стыдливо опустили глаза, беспрестанно морщась. Обед происходил всего-то в паре метров от них.
Залихватский — обернулся к свидетелям обеда. Морда была в каплях крови. Сказал, жуя:
— Вкуснотища!