– Я люблю тебя, Лексар.
Его губы находили мои, и мы целовались, долго, самозабвенно ища поддержки и силы в объятиях друг друга.
Ареста под большим, но всем заинтересованным лицам известным секретом передала мне свою шпионскую сеть фрейлин. Идея была любопытной, но на мой взгляд не результативна. Слишком много романтики, слишком много завуалированных идей и размытых целей. Я обещала, как минимум, устроить судьбу девушек, как максимум продолжить дело принцесса. По моему скромному мнению, от них было бы гораздо больше пользы, пойди они работать учительницами.
Через год траур был снят и объявили даты сразу трех свадеб. Первые две праздновались в один день. Как хитро заметил Лексар: «Отец решил сэкономить на расходах. Сразу выдать дочь и пристроить сына».
Гуляли десять дней. До сих пор с содроганием вспоминаю эти пыточные церемонии. Первый и последний раз выхожу замуж, да еще и за принца. И ведь пыталась настоять на скромной свадьбе. Куда там! Император лишь хмыкнул и сказать, что раньше надо было думать, когда соглашалась выйти замуж, а сейчас соседи не поймут и не поддержат, если он на свадьбе своих детей скромность демонстрировать будет. Ему-то проще. В храм отвел, тост сказал, ручкой помахал и укатил гулять с Габриэллой. А нас, словно кукол, еще десять дней показывали. Ненавижу свадьбы. На десятый день я была готова порвать поздравляющих на мелкие кусочки. Лексар, более стойко переносящий тяготы свадьбы, увидев мое перекошенное лицо, махнул рукой на этикет, заграбастал меня и рванул на островок, где давно уже был оборудован небольшой домик лично для нас. Целая неделя счастья… Эх. Жаль, что выбраться в тот рай удается не всегда.
Я так и не смогла переговорить с Найлсом. Его почти сразу же услали в составе делегации аж на другой материк. Пыталась связаться через Конвент, но оттуда пришел ответ, что запрашиваемое лицо больше на них не работает – ему не простили участие в разрушении портала. Но я упорная, и через мать Найлса передала ему записку. Зная, что её прочтут чужие люди, много не писала. Просто настоятельно советовала не бросать связь с Натаном и Габриэллой. И если они найдут мой мир, рискнуть отправиться туда еще раз. И внизу подписала адрес своей подружки психолога. Она всегда любила возиться с неадекватными личностями, может и магу мозги на место вставит.
Вика стояла в таком знакомом дворе и не могла заставить себя сделать лишний шаг. Два года, а кажется целая вечность отделяла её от прошлой Вики и сегодняшней княжны Лахарии. Здесь еще царило лето и в старой осенней куртке, которую она хранила два года, было жарковато. Она сняла её, завязала на талии. Старые джинсы неумолимо жали. Роды сделали свое дело, и девушка поправилась, округлилась в нужных местах, расцвела.
Дверь подъезда распахнулась, выпуская оттуда долговязого пацана, и сердце Вики забилось часто-часто.
– Сережик! – прошептали ставшими непослушными губы, а глаза застелила пелена слез.
Он не услышал, почуял. Повернулся, окинул удивленным взглядом незнакомую женщину, одетую не по погоде и стоявшего рядом высокого мужчину в странной рубашке и с подозрительным свертком в руках. «Ролевик?» – мелькнула мысль и тут же накатило узнавание.
– Вика-а-а! – крик разнесся по двору, всполошено поднялись в воздух голуби, пуганулась черная кошка, вышедшая погреться на солнце.
– Викусик! – через мгновенье, он висел у нее на шее, пряча всхлипывающее лицо на груди, – куда ты пропала? Тебя так долго не было. Они говорили, тебя нет, но я не верил. Ты не могла умереть, он мне так сказал.
– Кто? – напряглась Вика.
– Тот парень, что приходил с тобой в больницу. Он подошел ко мне однажды на улице, и сказал, что в твоем случае смерть ошиблась, и мы еще увидимся, если я буду верить. Я верил, Викусь, я честно верил.
– Я знаю, маленький, – шептала она, гладя нестриженные вихры.
Потом они сидели на кухне. Заплаканная мама, отец с покрасневшими глазами, счастливый Сережик с кинжалом на коленях – он даже на кухне не стал расставаться с подарком. Мама укоризненно качала головой и делала страшные глаза: «Порежется», но Вика лишь улыбалась. Сегодня она была готова разрешить брату стоять на голове или поедать мороженное тоннами.
– Значит, дочка, это твой муж? – поинтересовался отец, когда первый шок прошел, и восклицание: «А ведь мы тебя похоронили» потеряло свою горечь.
И она рассказала им и про ритуал, и про монастырь, и как нашла свое счастье в чужом мире. Родители слушали молча, неверяще переглядываясь, лишь Сережик восхищенно ойкал и перебивал.
– Оборотень, круто!!! А сейчас можешь?
Вика пожала плечами и через мгновенье на табурете в кухне сидела черная кошка с зелеными глазами.