Он нахмурился, но капелька пота, блеснувшая на высоком лбу выдала его волнение. Забрал письма.
– Можете читать здесь, – разрешила Вика, – у вас все равно возникнут вопросы. Я пойду распоряжусь по поводу чая.
На кухне уже сидел бугай из охраны и пил чай с бутербродом, откусывая хлеб с колбасой крупными кусками. Второй мялся у входных дверей, не решаясь покинуть пост.
– Мам, сделаешь еще чай?
– Конечно, дочь.
На чашку чая и конфетку Владимир Михайлович не обратил никакого внимания. Он жадно вчитывался в письма, выведенные ровным женским почерком. Дочитал, откинулся на кресле.
– У вас есть доказательства? – спросил устало, уже почти веря.
– Как вы похожи, – хмыкнула Вика. Сжала медальон на груди, и черная кошка сердито шипанула на дернувшегося мужчину, затем вернула прежний облик.
– Достаточно?
– Вполне, – кивнул, уже обретший душевное равновесие Владимир Михайлович, – простите за подозрительность, но вы должны понять…
– Понимаю, – вздохнула Вика, – мои родители меня тоже похоронили.
– Она действительно не может вернуться?
– Нет, но если вы хотите…
– Боюсь, должен отказать. Да, и с трудом представляю, что смогу найти место в вашем мире, а жить нахлебником…
– Она так и думала.
Они помолчали, каждый размышляя о своем.
– У меня к вам будет просьба, – замялась Вика.
– Я слушаю. Все, что в моих силах, – заверил её мужчина.
– Вот это, – она достала из кармана бриллиантовое ожерелье, – я не могу просто отдать его родителям. Сами понимаете, это принесет им больше проблем, чем радости. Но вы, я уверена, сможете его продать. И поможете распорядиться деньгами. Они до сих пор должны за лечение Сережика.
– Это такая малость, – поморщился отец Марго, – может, что-нибудь, лично для вас?