– Двенадцать сорок шесть из Стаффорда, – сказал он, ступая на рельсы.
– Что ты делаешь? – забеспокоился Нимрод.
– Двенадцать сорок шесть, – он повторял это, как молитву.
Тварь пересекала первую линию. Она несла смерть. Не злобу, не гнев – просто смерть, холодную и безжалостную.
– Ну, иди сюда! – прокричал Кэл.
– Ты что, спятил?
Вместо ответа Кэл поднял его выше. Нимрод захныкал. В выкаченных глазах твари вспыхнул голод.
–
Палач шагнул на содрогающиеся рельсы. Кэл неуклюже отпрыгнул назад. Вой твари и грохот поезда, смешавшись, заполнили всю его голову.
Последним, что он услышал, было бормотание Нимрода, перебирающего весь реестр святых в поисках Спасителя.
Как ответ на эту молитву, налетел поезд. Кэл отчаянным усилием успея отскочить от рельсов.
В следующий миг твари, уже разинувшей пасть в предвкушении кровавого пира, не было на рельсах. Только резкое зловоние – как от давным-давно умершего и разложившегося человека, – потом и его не стало. Поезд пронес мимо них улыбающиеся лица пассажиров и исчез так же быстро, как и появился. Скоро утихло и гудение рельсов.
Кэл тряхнул Нимрода, который продолжал бормотать.
– Все, – сказал он.
Нимрод вздрогнул и вперился глазами в пыль, словно ожидая нового явления Палача.
– Его нет. Я убил его.
– Не ты, а поезд, – заметил Нимрод. – Пусти меня.
Кэл поставил его на землю, и малыш, не глядя по сторонам, устремился в сад, где погибла его сестра.
Кэл последовал за ним.
Ветер, принесший убийцу или принесенный им, стих. С неба теперь падало все, унесенное туда – камни, куски дерева и даже некоторые домашние животные, не успевшие вовремя спрятаться. Такого дождя из крови и грязи добропорядочные обыватели Чериот-стрит не ожидали раньше Судного дня.