— И давно вы так ходите? Нет, не отвечайте. Ведь и я был таким в вашем возрасте. — Он взглянул на плющ, поднимающийся к окну Джима. — Забавно получается: поздней ночью, вместо того, чтобы оставаться дома, вы спускаетесь в ад. — Он сдержал себя и спросил. — Надеюсь, вы не слишком долго бродите по улицам?..
— За всю неделю сегодня мы первый раз задержались за полночь.
Папа с минуту подумал.
— Если бы вам разрешили бродить по ночам, это все испортило бы, верно? Главное — потихоньку ото всех красться летней ночью к озеру, к кладбищу, к железнодорожным путям, к персиковым садам — вот что привлекательно.
— Господи, мистер Хэлоуэй, неужели и вы…
— Да, да. Но только не говорите про это маме. А теперь полезай наверх. — Он отошел и добавил. — Об одном прошу — не выходите больше на улицу
— Да, сэр.
Джим как обезьяна вскарабкался к звездам, нырнул в окно, закрыл его и задернул штору.
Папа посмотрел на потайные ступеньки, спускающиеся от света звезд к свободному миру тротуаров, зовущих пробежать тысячи ярдов к высоким барьерам из темных кустов, к кладбищенски-тихим ночным решеткам заборов и стенам…
— Знаешь, что мне тяжелее всего, Уилл? То, что я не могу бегать, как ты.
— Да, сэр, — ответил ему сын.
— Давай сейчас договоримся, — сказал папа. — Завтра иди и опять извинись перед мисс Фоли. Внимательно осмотри ее газон. Ведь ночью при спичках и фонарях можно было и не заметить какую-нибудь драгоценность. Потом пойди к шерифу и все ему расскажи. Счастье, что ты сам объявился. Счастье, если мисс Фоли не будет настаивать на обвинениях.
— Да, сэр.
Они подошли к своему дому. Папа раздвинул плющ на стене.
— У нас тоже?
Он нащупал ступеньку под листьями.
— У нас тоже.
Стоя около плюща и спрятанными под ним ступеньками, ведущими наверх к теплым постелям и безопасным комнатам, мистер Хэлоуэй достал кисет и набил трубку, затем раскурил ее и сказал:
— Я знаю тебя. Ты
— Нет.