Отец ждал. Уилл колебался. Он кусал губы и затем вдруг выпалил:
— К карнавалу и близко не подходи!
— Странно, — сказал отец, — я тоже хотел тебе это сказать.
— Я не вернулся бы туда и за миллиард долларов!
Однако, подумал Уилл, это не помеха для карнавала, который рыщет по городу, чтобы прийти ко
— Папа, обещаешь?
— Почему ты не хочешь, чтобы я туда пошел, Уилл?
— Это я расскажу тебе завтра или на той неделе, или в будущем году. Только доверься мне, папа.
— Хорошо, сынок, — отец взял его за руку, — обещаю тебе.
И они оба как по сигналу повернулись к дому. Час был поздний, сказано было достаточно, и они чувствовали, что надо идти.
— Путь, по которому ты ушел, — сказал отец, — это путь, по которому ты войдешь.
Уилл тихонько подошел к стене, чтобы коснуться железных ступенек, спрятанных под шуршащим плющом.
— Папа, ты не станешь их
Отец ощущал скобу пальцами.
— Когда тебе это надоест, ты сам их сломаешь.
— Мне никогда не надоест.
— Может быть, тебе сейчас так кажется? В твоем возрасте представляется, что никогда и ничего не надоест. Хорошо, сынок, лезь наверх.
Уилл заметил, как отец посмотрел наверх, словно разглядывая спрятанную под плющом лестницу.
— Ты тоже хочешь по ней забраться?
— Нет, нет, — поспешно ответил отец.