Неожиданно наше совещание получило достойное продолжение. В ресторане грузинской кухни тут же, на Енисейской улице. И я про себя понял ещё одну вещь. Я совершенно не могу отказывать в просьбах генерал-майорам. Может быть, конечно, не всем, но Астахову не смог. Это он затащил нас в «Мимино». Володька оказался классным парнем и генералом не игрушечным. Две командировки на Кавказ, Сирия… Грудь в крестах! О Смирнове сказать ничего не могу, кроме того, что Витёк смолотил две порции хинкали, пока мы с Астаховым Чечню вспоминали.
На прощание обменялись визитками и намерениями поддерживать отношения.
Ирке Чапаевой позвонил уже из дому. Из ванной (чтобы своих не разбудить). «Бывшая» не спала. Видно, ждала моего звонка.
— Привет. Всё нормально. Я говорю — всё нормально с твоим Федечкой… Ну, с нашим… Дай ему трубку. Ну, разбуди… Нет… Нет, я сказал… не пьяный…
— Привет, па. Ты чего?
— Ничего. В смысле нормально всё, можешь завтра спокойно идти в училище.
— Не, завтра не пойду. Завтра воскресенье. Выходной, па.
— А! Понял… Слышь, сынок… А ты куда после экзаменов будешь поступать?
— Ну, па! Мы уже сто раз об этом говорили. В институт МВД я буду поступать. На специальность «Оперативнорозыскная деятельность».
— А! Ну, понял. Спокойной ночи, сынок.
— Пока, пап!
А ночью мне целых три сна приснились с абсолютно разными сюжетами. Первый и третий не помню, а вот второй…
Будто иду я по Тверской улице, а под ногами не тротуарная плитка, а деревянный настил скрипит какой-то. И по пути люди попадаются одетые по «моде» середины девятнадцатого века. Дамы в длинных платьях с зонтиками, мужчины в сюртуках и котелках, с тросточками в руках. Вдоль дороги фонари чугунные, с обгаженными воронами и голубями светильниками. А дорога… дорога брусчаткой и булыжником выложена. Да не ровно так, без разметки совсем. Куда городское начальство смотрит? Нет на вас Собянина… А по дороге той телеги громыхают на конной тяге, брички, повозки разные всякую всячину прут. Верховые на породистых жеребцах и кобылках, даже одну карету видел. И всюду кучи… кучи… кучи конского навоза. Запашок, я вам доложу, далеко не столичный стоит. Но народ носы не воротит, видно привыкшие.
Дохожу до первого перекрёстка и вижу… Прямо в центре проезжей части на здоровенной бочке полицейский с полосатой палкой в руках стоит. Мундиришка на нём кургузый, мятый какой-то. Сапоги на ногах стоптанные, конским навозом испачканные. Лицо недовольное, опухшее, небритое. Видно, вчера в кабаке допоздна с околоточным пьянствовали, да по доступным девкам таскались. Небось, жалование пропивали, ироды. И вот стоит он такой, на бочке топчется, куда кому ехать палкой своей полосатой показывает. Да знай всё покрикивает:
— Куцы прёшь, деревенщина? Глянь, куда я тебе палкой-то тычу, нехристь!
— Ай, мать твою! Харитон! Опять кобылу свою капустой кормил? Смотри, обосралася, зараза! Подбирай незамедлительно! Оштрафую!
— Здравия желаю, господин поручик! Ох, и славный у вас жеребец! Гарцует, как под генерал-аншефом!
А потом вдруг смотрю: полицейский ко мне поворачивается, палкой на меня машет и орёт во всё горло:
— Ну, что, батюшка, зенки-то вытаращили? Довольны? Хотели, чтобы я полицейским стал? Ha-те пожалуйста вам! А пошёл бы в военное училище, сейчас бы на жеребце по Тверской дефилировал! Чай, ужо подпоручиком был бы.
А я башкой верчу, чуть котелок не слетел, не пойму, к кому это он, болезный, обращается. Но чувствую что-то своё… родное… и голос до боли знакомый, только пропитый чуток.
ebooksa