— Но это не я! — сидящая в кресле Ника подпрыгнула, приложила ладони к пищеводу, еще чуть-чуть — и разрыдается.
— Мы верим, знаем, что не вы, — мягко, успокаивающе произнес Окунев. Размеренно продолжил: — Вы уехали от Сальниковых в половине третьего. А потому вы просто физически не могли этого сделать. Меня интересует другое: что вы видели
Уважительные, деликатные манеры муровца разительно отличались от приемов местного следователя, так давившего немаленькой «квадратной» массой на свидетельницу, что Ника постоянно чувствовала себя многократно виноватой и отвечала практически односложно. Связанная речь давалась ей с трудом.
Сейчас, вспоминая по просьбе Окунева вчерашний кейтеринг, она легко подбирала нужные слова и всей душой старалась быть полезной. Правда, получив которую по счету шокирующую новость, она с трудом смогла припомнить имя девочки, на празднование двенадцатилетия которой ее пригласили Сальниковы. Хотя три дня назад вычерчивала цветной мастикой имя «Катарина» на многоярусном бисквитном торте.
— Как видите, я мало что могу сообщить, — загрустила в итоге. — Непосредственно в доме я практически не побывала.
— Мы знаем, знаем, — бархатно подтвердил Окунев. — Там две кухни — одна рабочая, для прислуги, вторую называют «хозяйской».
— Да. Сальникова иногда любит приготовить сама что-то эдакое…
— И это нам известно. Вы были только на рабочей кухне и веранде, где занимались детьми.
— Угу. Из кухонь есть прямой выход на веранду, так что через дом я не ходила. У Сальниковых пробыла… два с половиной, три часа. Убрала за собой. Поехала домой. Когда поднималась к квартире, мне кто-то позвонил и сделал тот самый фиктивный заказ.
— В точности повторивший сделанный ранее Сальниковыми? — попросил еще раз подтвердить муровец.
— Да, в точности — «Итонский беспорядок». Я быстро собралась, пропустила к себе Свету, заперла ее и уехала. Остальное, что было в поселке, вы уже знаете.
Окунев откинулся на спинку дивана, закинул ногу на ногу, демонстрируя отличные щегольские ботинки, и перевел взгляд на следователя:
— Интересно получается, да?
Махновский, видимо не нашедший в «кондитерской» истории и крошки интересного, мрачно насупился. В комнате повисло тягучее молчание, задумчивые коллеги перебрасывались разнонастроенными взглядами, возникшее напряжение попытался разрядить капитан Максим:
— А вы ее погадать попросите, — хмыкнул. — Все-все расскажет. И пофилософствует попутно.
— Погадать? — уцепился за шутку Окунев и оглянулся на стушевавшегося практиканта, пристроившегося рядом с понятыми. — Ну надо же, Сережа… Как по твоему заказу: дельфийская пифия в помощь следствию. У нас, знаете ли, господа, по дороге интереснейшая дискуссия завязалась…
— Ковалев! — внезапно рыкнул следователь. — Чего застыл, уши развесил? Нарколога уже нашел?! — То ли приехавший антипод, Игорь свет Станиславович, непомерно раздражал Махновского, то ли взбесил факт вероятного развала налаженного было расследования, но сорвался он на подчиненном.
Макс дернул уголком губ, выдержал пудовую паузу и поинтересовался:
— А он еще нужен? Нарколог или Николаев?
— Брысь! Исполнять!