— Да не совсем, — снова ухмыльнулся недополицейский. — У Жанны в сумке банку черной икры нашли. Слямзила из господского холодильника и уже в больнице рыдала перед Окуневым: «Муж скоро приезжает, хотела побаловать любимого!..» Короче, поняла, что кража икры выплывет наружу, сердечко слабое, со страху в обморок и рухнула. Будешь на нее гадать? — спросил обреченно. — Тут-то кража — была. Правда, икры.
Вероника подтянула к себе снимок, начала тасовать колоду…
— А муж у нас — кто? — спросила, не отрывая взгляда от фотографии.
— Вахтовик. Работает на Дальнем Севере, месяцами дома не бывает.
Вероника приступила к раскладу вокруг снимка миловидной натуральной блондинки с редкими для таких беляночек темно-карими глазами, игривыми ямочками на щеках и полными губами, слегка подведенными сдержанной помадой. Эту молодую женщину Ника неплохо знала, на всех «выездных сессиях» к Сальниковым горничная была на подхвате у кондитера, показывала, где что лежит.
Хотя после последнего представления Ника наводила порядок уже одна, Жанна к ней не заглядывала. Помощь не особенно была нужна — чтоб разместить хозяйские столовые приборы в посудомоечной машине и расставить что-то на рабочем столе, большого ума не нужно. Кухни, где вкалывают профессионалы вроде Ангелины, устроены с исключительной разумностью.
Вероника плавно раскладывала карты, уже при появлении первых в пищеводе и желудке появилось нехорошее жжение. Как будто уксуса глотнула.
Приглядевшись к полному раскладу, Ника потрясенно прошептала:
— Это она, что ли… Нет, подожди! — выпалила и начала дотрагиваться до карт, словно поглаживая их и умоляя не обманывать. Напротив Полумятовой сидела не подружка, зашедшая поболтать о всякой всячине и попутно погадать на суженого, а представитель серьезной карающей организации. Тут ошибиться никак нельзя! Разговор касается судьбы миловидной женщины лет тридцати, к липким ручкам которой прилипла баночка икры, а не «сильфида».
— Что? — оживился представитель. — Ты что-то увидела?
Вероника дотянулась до коньячной бутылки, слегка вибрирующими руками плеснула в свой бокал. Многовато, на два пальца. И медленно выцедила половину, не отрывая взгляда от карт. И чуть насмешливого лица на фотографии. При личном знакомстве это улыбчивое лицо показалось Нике милым и простосердечным, но карты впечатление отвергли напрочь. Показали дно. Темное и мутное. Намешано там столько, что стоит еще и еще раз подумать.
Давыдов терпеливо ждал. Наверное, с таким выражением лица просящий дожидался ответа жрицы-пифии из храма Аполлона в Дельфах. Там, правда, вроде бы требовался некий ритуал — жертвоприношение и омовение? — но навряд ли что-то поменялось бы, если б Давыдов и Полумятова предварительно сходили в баню и закололи петуха. Суть происходящего проста и неизменна: просящий ждал, современная пифия, кажется, знала ответ на его вопрос, но не решалась его озвучить. Страшно! Обвинять простую труженицу в нехорошем.
Хотя… грешков у Елизаровой в любом случае навалом. Приступим, помолясь.
— Ты сказал… — медленно заговорила Вероника, — у Елизаровой
— Ну.
— А вот и не «ну». Недавно у нее была марьяжная постель, вот, в голове лежит. И законный муж — король червей — в ногах валяется. А там же, где ему самое место, под сердцем, спрятался другой король. Брюнет. — Вероника выразительно посмотрела в распахнутые глаза стажера. — Елизарову окружает вся возможная дрянь из этой колоды, — похлопала «оракул» ладонью по стопочке карт, оставшихся невостребованными. Замолчала, и Давыдов попросил уточнить:
— Какая-какая постель?
— Марьяжная. Любовная. И отнюдь не с мужем, который на Севере деньги заколачивает.
— А воровство есть?
— Ну, если за банку икры могут прилететь зараз такие бубны, как туз и десятка… разом, повторяю… то да. Эту икру она считала золотой.