Несколько боевых машин десанта, замыкающие хвост колонны, вырвались вперед, проскочив по краю обрыва, танкисты пытались растащить горящие машины, чтобы сбросить их в пропасть.
БРДМ, завалившись набок, полыхал. Саперы, вытащив из подбитого броневика раненых, укрылись за расплывчатым силуэтом танка. Многотонная бронированная машина замерла с неестественно вывернутым тралом и размотанной сорванной гусеницей. Танкисты, оглушенные после взрыва, наконец пришли в себя и, развернув орудийную башню, несколько раз выстрелили. Осколочно-фугасные снаряды крошили в щепки деревья, дробили в пыль камень, посылая в сторону ощетинившейся огнем высоты смерть.
Но огонь нападавших не ослабевал, они все так же отвечали огнем на огонь, все так же неслись к колонне реактивные гранаты, но на этот раз не так прицельно.
Савченко не стрелял, он как будто не замечал боя и не слышал этой жуткой какофонии. Сквозь перекрестье оптики он искал цель и пока ее не видел. Когда по танку выпустили ПТУРС и управляемая ракета, нацеленная в борт поврежденной машины, врезалась в заряд динамической защиты, огненный шар раскаленной плазмы поглотил ракету, растворил ее в себе, превратив в дополнительный сгусток энергии.
Виктор засек вспышку старта ПТУРСа, но по-прежнему не стрелял, цели не было видно. Наконец он увидел того, кого искал, человек в белом маскхалате перебежками спускался вниз. Он то полз, то бежал, то кубарем катился, но двигался почему-то по невидимой прямой. Савченко поймал в перекрестье прицела движущуюся мишень и теперь мог разглядеть, что человек бежал, держась за протянутый заранее кабель.
Сделав, как положено, упреждение, Виктор плавно потянул на себя курок. В общем грохоте этот одиночный выстрел не был слышен, но бегущий упал. Стрелок не стал искать другую мишень, он точно знал — цель не поражена, мертвые не так падают. Через несколько секунд бегун попытался вскочить, но Савченко только этого и ждал — тяжелая пуля сразила врага наповал. Вскинув руки, тот упал на спину.
Бой длился несколько минут, растянувшись в сознании бойцов на необычно длинный отрезок времени. Когда кажется, что этот ужас не прекратится никогда, ты готов поверить в бога, Кришну или еще кого-нибудь, лишь бы выжить, но нет времени молиться, надо воевать. Надо стрелять, убить врага — значит самому выжить. Ты глохнешь от взрывов, стрельбы и криков раненых, но стреляешь. И кажется, этому не будет конца.
Но конец наступил неожиданно. Пара «Ми-24», вызванная по рации, появилась неожиданно. С разворота, встав на боевой курс, они тут же обрушили на засаду шквал ракетно-артиллерийского огня. Со второго захода на вершину гор рухнуло несколько тяжелых бомб, которые, взорвавшись, прошлись огненным торнадо, выжигая все в радиусе нескольких десятков метров.
Огонь нападающих прекратился так же неожиданно, как и начался.
Несколько минут затишья, и вот, выстроившись в цепь, бойцы роты сопровождения, возглавляемые командирами, стали подниматься к вершине горы, над которой еще поднимался жирный смолянистый дым. Впереди цепи двигались двое саперов с миноискателями. Еще пять минут назад жизнь, казавшаяся беспросветной, как накануне судного дня, стала снова входить в мирное русло. Водители вернулись к машинам, осматривая их в поисках повреждений, впереди еще добрых полсотни километров по горам.
Санинструкторы оказывали первую помощь раненым, перевязывали их, вкалывали обезболивающее, кому надо накладывали шины. Трое танкистов, чумазых, как трубочисты, деловито сновали возле сорванной гусеницы. При помощи огромной кувалды меняли перебитые траки, что-то весело приговаривая.
Во всей этой суете не принимали участия разведчики, убедившись, что угроза нападения миновала, они собирали разбросанные пустые автоматные магазины, рассовывая по ячейкам разгрузочных жилетов.
Несмотря на богатырские габариты, между ними семенил Костяников, держа на животе аптечную сумку, он громко опрашивал бойцов:
— Раненых нет, раненых нет?
— Кажется, я пострадал, вколите мне промедолу, — держась за разбитую скулу, произнес Клинтон. В начале боя он неудачно прыгнул с БМД и проехал лицом по дороге. Сейчас левая сторона лица горела багрянцем. Костяников, оглядев пострадавшего, предложил обработать рану перекисью водорода, на что раненый ответил витиевато и все в нецензурных выражениях.
— Ты это, слышь, Костыль, дуй к саперам, там у них действительно есть раненые, — распорядился Федоров; поставив автомат на предохранитель, он наконец-то смог закурить очередную сигарету.
Костяников кивнул и почти бегом направился к саперам, лежащим возле танка.
— А вы, товарищ старший сержант, чего орете во время боя как сумасшедший? — меняя ленту в своем «ПК», спросил Морозов. Вопрос был задан таким невинным тоном, а сам ефрейтор так умело изображал занятость, что замкомвзвода, не подозревая подвоха, ответил:
— Да это у меня дурная привычка осталась еще с Боснии... Мы как-то втроем оказались против роты мусульман. Ну, рота, по их понятиям, — это человек двенадцать-пятнадцать, но все равно неприятно. Сидим мы в траншее, а они прут на нас перебежками, что делать? Значит, подпустили поближе и гранатами их, а потом с криками в контратаку. Только пятки мусликов засверкали. Как говорится, «при помощи кувалды и какой-то матери эту работу мы выполнили». Высоту мы тогда удержали до подхода сербов. Но с тех пор в азарте боя ору как сумасшедший.
— Оно, конечно, понятно, — кивнул Морозов, потом, выдержав небольшую паузу (прямо по Станиславскому) закончил: — Но криком надо пугать врагов, а не своих.
ebooksa