— Насчет еды сейчас что-нибудь придумаем, — продолжал лейтенант, но по его внешнему виду было видно, что он понятия не имеет, где взять харчей, чтобы накормить «варягов».
— Не надо харчей, нам бы отоспаться, — отмахнулся Дядя Федор.
— Тогда не смею мешать, — еще недавнему курсанту военного училища очень хотелось походить на бравого офицера царской России. Лейтенант козырнул и направился к выходу.
— Слышь, летеха, — обратился к лейтенанту Морозов, устанавливая пулемет к стене блиндажа. — Как насчет чего-нибудь горячительного, а то
Холодно на улице, холодно на сердце.
Мерзнут ее губы у меня на перце.
Лейтенант, вздохнув, произнес с нескрываемой долей сожаления:
— К сожалению, нет ни того, ни другого. Адью, господа рейнджеры.
— Располагайся, братва, — стягивая с плеч лямки десантного ранца, устало проговорил Федоров.
Разведчики с шумом стали разоблачаться. В жарко натопленном помещении запахло топленым жиром — уходя на боевые, разведчики мазали лица гусиным салом, оберегая кожу от обморожения. Может, именно этот запах и привлек волков.
— Во, блин, служба, — выругался Костяников. Сев на матрас, он остервенело стягивал с ног белый маскировочный комбинезон. — Двое суток в лесу просидели, как те волки позорные, а толку — ноль.
— Не навоевался, сынок? — холодно спросил сержант. Он, как старый вояка, разоблачался не спеша и основательно, складывая возле себя детали амуниции.
— Да нет, — стушевался Костыль, — просто, когда шли по равнине, было веселей.
— Ну конечно, тогда было тепло — полно фруктов, овощей, — весело проговорил радист Климов. — А Вася, он любитель пожрать на халяву.
— А помните, как Вася схавал у ментов полбарана, которого те жарили на костре? — поддержал разговор пулеметчик Морозов.
— Заткнитесь, гады, — раздраженно проворчал Костяников. Даже при тусклом свете коптилки было видно, как его щеки налились кровью. Гигант начал заводиться.
— Васек, как ты его только горячим ел? — встрял в разговор Феофанов.
— И ты, недомерок, туда же?! — взревел Костыль.
— Заткнитесь все, — рявкнул наконец Дядя Федор. — Сцепились, как тузики на псарне, спать бы ложились, салаги!
— Эх, сейчас бы сто граммов наркомовских и горяченького борща со шкварками, — мечтательно произнес Валиулин, запрыгивая на второй ярус нар. Растянувшись на постели, он закинул руки за голову и, прикрыв глаза, добавил: — И бабу послаще.