— Давай, давай! Ничего тебе, кроме хлеба, не будет. Не дрожи.
И мальчик рискнул.
Он уже не боялся и никакого подвоха не ждал. И протянутый хлеб не взял лишь потому, что совесть в нем заговорила. Но Мартынов был исключительно прост и нестрог — любой бы взял! И вскоре мальчишка вгрызся зубами в краюху… Терентий Петрович был будничен — не сверлил глазами своего нежданного сотрапезника, лишь вскользь взглянул и подытожил:
— Ладно, подзаправились — теперь кто куда, — и снова улегся на скамью. Досыпать.
С первыми лучами солнца, яркими, как начищенная труба горниста, Мартынов продолжил свой путь. Тропинка вытянулась вдоль узкоколейки, затем отшнуровалась от нее и побежала в открытую степь. Рядом, в яме, послышалась какая-то возня; Мартынов остановился. И тут он снова увидел своего ночного гостя — мальчишку. Сейчас ему, по всем признакам, грозила опасность: трое пацанов, заметно старших по возрасту, с кулаками надвигались на него. Скрипела галька под ногами. Они ступали грозно, тяжело, как молотобойцы.
— Ну? — сказал самый старший. — Драться будешь? Или сразу дашь тягу?
Мальчишка простуженно всхлипнул носом:
— Не дам. Буду драться, — и добавил: — Если один на один.
— И со мной? — удивился вожак. — Ты же слабачок.
— Сам слабак. Я сильный.
— Сильный?.. Тогда тьфу, — смачно плюнул тот. — Подыми, ежли сильный.
— Сам поднимай, — самолюбиво закричал мальчишка и первый бросился на обидчиков, на всех троих… Град ударов посыпался на его русую голову.
Терентий Петрович более не мог оставаться безучастным. Его появление вызвало переполох: трое обидчиков — врассыпную; да и побитый мальчишка от неожиданности присел, вытирая окровавленные губы. Но сразу же встал и сделал вид, что не очень-то и удивился… «С характером», — подумал Мартынов и спросил:
— За что они тебя?
— Ни за что. Просто станция ихня.
— Как «ихня»? — спросил Мартынов.
— Ну, живут здеся, — пояснил паренек. — А я чужой.
— Звать хоть тебя как?
— Никитой звать.
— А родители где?