Высшая мера

22
18
20
22
24
26
28
30

Так и есть: настоящее логово там. Деникинские недобитки устроились довольно прочно. Пахло горячим хлебом (и где его тут пекут?!) и дегтем.

Вспомнилась Терентию юность. Еще до ухода на флот гулял он в родном городе с девушкой Глашей. Да-а, давненько это было. Собирался жениться. Так и вышло б, кабы не предстоящая царева служба. Имелась и другая причина. Родители Глаши, особенно отец, стремились выдать ее за богатого купеческого сынка и строго-настрого запретили всякие встречи со слесарем Терентием. Идут они, бывало, по нешироким улицам городка. Чуть появится вдали знакомое лицо — и сразу же Глаша отстраняется: и я — не я, и хата не моя. «Чего же ты пугаешься? — усмехался Терентий. — Увидят нас, ну и что? Живем по соседству, просто знакомые». Глаша сокрушенно качала головой: «В том-то и дело. Если б никакой любви у нас не было, шла бы я спокойнехонько, пусть хоть весь город глядит. А так…»

Почему же все-таки пришло это на память? Мартынов тут же понял. Вся разгадка в словах «если бы…». Ведь правда, сколько раз такое случается с людьми! Что-то приходится скрывать — и уже появляется скованность, боязнь, исчезает естественность. «Итак, никаких сомнений. Я школьный учитель. Работаю… какая нынче работа, когда позакрывали школы? Иду в Туапсе, к родному брату. Вот и все».

Остановились они возле бревенчатого домика, по которому, если присмотреться, текли желтые и черные струйки смолы. Рябой казак, стоя в дверях, кому-то докладывал:

— Все в аккурат, вашродие!

Терентий Петрович разглядывал развязанные руки, кровавые следы от ремней. Потом насмешливо огляделся: следы костров, шалаши, всюду вооруженные люди.

— Устроились… герои! — сгоряча произнес Мартынов.

— Хто герои? — сразу же вскинулся петушистый, лихой кубанец.

— Хто?.. Вы, конечно!

У казачка побелели глаза от злости:

— Ты оци балачки киньчай поскорише. А то як покладу твий язык на колоду, та й шаблюкою по нёму!

А рябой подошел и, не говоря ни слова, кулаком ткнул в лицо Мартынова. Тот устоял на ногах, вытер кровь тыльной стороной ладони. Подумал как о постороннем: «Что-то не торопятся они вводить меня к начальству».

…Все-таки что такое опытный разведчик! В ту же минуту, продолжая вытирать кровь и самолюбиво, чтобы не заметили казаки, трогая челюсть — цела ли? — Мартынов вдруг понял и немедленно отметил это в сознании: у беляков есть тут и артиллерия. Нет, он не видел огневых позиций, ни одной пушки или гаубицы, даже снарядного ящика. Просто рядом, за кустами, один пожаловался другому:

— Стеценко, хрыч собачий, чуть унос не погубил. Через мосток на водопой вздумал гнать. Там усе и свалилися.

Вот и весь разговор, случайный, мимолетный. Кто-кто, а Мартынов знал, что уносом называется передняя пара в орудийной упряжке. Отсюда вывод: сколько, гадать не станем, несколько батарей или одна пушчонка, но — есть. И это огорчило его больше, чем неясность и заботы о собственной судьбе. Артиллерия — значит, не так легко будет выковыривать эту шваль отсюда.

Наконец из избы вышел офицер и подал рукой знак.

Мартынова толкнули к дверям.

Допрашивал его стройный, молодой еще полковник, кавказец, видимо, армянин. Он несколько раз перечитал удостоверение учителя (своевременно заготовленное в разведотделе товарищем Пучковым), повертел отнятый при обыске ножик. Нож как нож, даже не охотничий. Скорее, перочинный.

Маслянисто блеснув темными глазами, полковник вежливо проговорил:

— Таким инструментом можно и человека убить. Как вы считаете, а?