Нестарый еще казак с вислыми, как у запорожца, усами был слегка под хмельком. Этим, скорее всего, объяснялась его словоохотливость и радушность. Он поставил перед Мартыновым и Никитой по кружке молока, дал по краюхе хлеба. Корочка на хлебе хрустящая, поджаристая. У любого слюнки потекут. А уж у голодного!..
— Эгей, старуха! — крикнул он.
Явилась «старуха» — девочка лет восьми; по знаку отца она принесла на стол колбасу и чеснок. По знаку же и удалилась. Отец посмотрел ей вслед, засучил рукава несвежей нательной сорочки и продолжал изливать душу:
— Поначалу, скажу вам честно, я двумя руками за деникинскую власть голосовал… — Он произнес эту фразу, крякнул сокрушенно и задумчиво подпер кулаком подбородок.
Терентий Петрович, чтобы стронуть с места наступившее молчание, весело произнес:
— Значит, голосовал двумя руками. А потом что… одной рукой стал?
— Да, одной! — серьезно ответил казачина. — Бо другой слезы вытирать приходилось. Коня строевого, не скрою, сам отдал: нате, мол, воюйте, гоните красных подале от моей родимой Кубани. Ну, в строй меня взять не взяли — по хворости. В тяжком труде я и грызь, и прочие болячки нажил. К тому же хфершалу взяточку подсунул, он-то мне и документ справил. Ну, думаю, обойдется.
Да только наблюдаю: тает мое любимое хозяйство ускоренным манером. Сегодня, к примеру, бричку уведут, завтра — скотину. Что же, говорю, вы делаете, голубчики мои, братцы родные? Я за вашу власть душой и сердцем стою!.. Отвечают: «Стоишь за нас? Добре. А чего же тогда супротивничаешь? Чи, може, приказ генерала Шкуро не слыхал?» — и плетюгами размахивают. Ладно, думаю, обживусь опосля. Земля наша кубанская вон ведь какая: воткни в нее оглоблю — тарантас вырастет…
Не-ет, не вырос у меня тарантас, и скотина на баз не возвернулась. Ишо случай здесь вышел как-то. Жеребенок оставался последненький, поволокли и его. Обеспамятел я, схватил железяку и… на обидчиков своих! Еле затем отбился, чуть было пулю не схватил в лоб. Особенно черномазые старались, из дикой дивизии. Знаешь?.. с носами… с усами, — казак провел двумя пальцами тонкую линию от носа своего до верхней губы.
Мартынов поставил на стол порожнюю кружку, поблагодарил хозяина и спросил нарочито веселым голосом:
— Звать-то вас как да величать?
— Петро Петрович, — отмахнулся тот, — не в этом дело. Ты мне, дорогой человек, растолкуй вот что. У красных, по слухам, тоже дикая дивизия имеется, тоже кавказцы всяческие. Но вот, говорят, не грабят они, не мародерствуют. Могет ли такое быть, как считаешь?
Терентий Петрович пожал плечами: не хотелось ему — прав таких он не имел — даже в малом раскрываться перед случайным человеком. Но думал с удовольствием и радостью. Вот оно как! От народа правды не утаить.
А суть была в том, что здесь, на Северном Кавказе, действительно сражалась так называемая дикая дивизия красных, состоявшая в основном из горцев. Полностью это добровольческое соединение именовалось так: Первая Красная Кавказская дикая кавалерийская дивизия, — ее организатором и командиром был легендарный Г. Д. Гай. Слово «дикая» хотя и несло в себе привычные оттенки боевитости и запальчивости, перешло из старого просто автоматически, потому-то впоследствии и отпало. Но вот что главное, думал Мартынов, простой народ все же раскусил отличие этой новой, не столь удачно названной части, от тех старых диких дивизий, несущих погромы и насилия. Он в душе усмехнулся: «Диалектика формы и содержания. Совершенно разные понятия — в сходной словесной оболочке, да-с».
А хозяин, Петро Петрович, продолжал:
— Думаю так. Зря Врангель на кубанских казаков нынче надеется. Теперь уж Кубань не поднимется, не-е…
И снова же в словах его прозвучала мудрость, житейская, выношенная, неторопливая. Ведь, по сути, на чем держатся надежды разгромленных, но недобитых деникинцев? На близости Крыма прежде всего. Мартынов прекрасно знал, что барон Врангель все время пытается высадить десант на Северном Кавказе, и деникинские, и врангелевские правители еще надеются на кубанское восстание…
— Нет, смирилась Кубань. Глаза у нас раскрылись. Хучь не на все, но раскрылись, — убежденно повторил казак.
А еще он, как бы между прочим, сказал Мартынову, что в нескольких километрах отсюда, в плавнях, скрываются остатки деникинской конницы. Много их там. Видать, готовятся в горы уйти или прорваться к Причерноморью… «Зачем это он мне? — с некоторой тревогой подумал Терентий Петрович. — Неужто догадался, кто я… А как, собственно?»
Именно поэтому он ни словом, ни жестом не поддержал разговор. Только проговорил неопределенно:
ebooksa