Ола

И – всколыхнулось море, из берегов вышло.

– Бить! Бить! – заголосили, завыли со всех сторон. – Бить их! На костер!

Ступил вперед фра Мартин, ручищи над лысой башкой воздел:

– Не слышу вас, братья! Не слышу!

– Би-и-ить! На косте-е-е-ер! Кемадеро-о-о-о!!!

А в руке у фра Луне уже и факел горит. Потрескивает, желтым огнем подмигивает…

– Неужели это правда, Игнасио? Ведь они – пастыри, они не могут лгать!

Все-таки выбрались мы. Выбрались, в тихую улочку свернули. Поглядел я на лобастую – бледная вся, дрожит, взгляд испуганный такой.

Еще бы!

– Отец говорит, что Кастилия наша сходит с ума. Поэтому он не хочет возвращаться в Вальядолид, ко двору… Но как можно не верить Церкви?

И вновь было мне что ответить. Да только с чего начать? С Олы, с коровы красной, с головы на крюке – или с дуэньи глиняной?

Улыбнулся я, лобастую по щеке погладил. Взяла она меня за руку, пальцы сжала:

– А мне казалось, что нет ничего страшнее Королевской Измены… Отец считает, что нас всех ждет что-то ужасное, и даже мы не отсидимся в Анкоре. Вы… Вы защитите меня, Игнасио? Ведь вы эскудеро, будущий рыцарь, вы друг сеньора Кихады!…

Вот это уж точно – насчет идальго моего калечного. Связало нас с ним веревочкой, и не развязать! Да только что девочке этой ответить? Что сяду я на коня доброго, мечом славным препояшусь, шлем-бацинет надену?…

Ну почему врать так трудно бывает?!

Вздохнул я, головой мотнул даже, мысли глупые прогоняя. О чем размечтался, пикаро?

– Я не рыцарь, Инесса! И никогда им не стану. Сказал – и язык прикусил. В глазищах ее темных – изумление, такое, что не по себе мне сделалось.

– Но почему, Игнасио? Вас скоро посвятят, я уверена. А когда вы станете рыцарем, отец не посмеет отказать, если вы…

Отпустил я ее руку, глаза отвел. Если я… Если я – что?

Догадаться-то нетрудно, да толку? Бродяга, перекати-поле с петлей на шее – и наследница рода Новерадо? Не смешно даже.