Ола

Пора! Хоть и не коснулось солнце крыш, а все-таки боязно. И в брюхе чего-то колоть начало.

…Вот ведь придумали, сволочи зелененькие!

И только попрощаться собрался, о деньгах, что завтра получить надлежит, напомнить, как застучали шаги по лестнице – громко так.

Шаги! По лестнице, затем – у двери самой.

– Сеньор Кихада! Добрый вечер! К вам не заходил?…

Толстячок!

И тут понял я, отчего мне в Супреме отпуск дали.

– Нам надо поговорить, Начо! Мне передали, что вы хотели меня видеть, но мне тоже хотелось потолковать с вами, прежде чем…

Тарахтит сеньор Алессандро Мария Рохас, торопится. Даже не смотрит, куда идем мы. А ведь все туда же топаем – к Супреме, к монастырю старому, где окна камнем заложены.

– Пока вас не было, кое-что изменилось, и весьма…

Отвернулся я, в сторону поглядел – на улицу Сапожников, туда, где пикаро не любят. Только бы он лица моего не заметил!

– Мы все-таки добились своего, Начо! Многих выпустили, мою невесту освободили из-под ареста домашнего и отца ее тоже…

…Знаю!

– Завтра должны выпустить из узилища ее брата. Все-таки мы заткнули им глотку – золотом!

Кивнул я, все еще в сторону глядя. Эх, горяч он, сеньор Рохас, прямо как тогда, в «Императоре Трапезундском». Шумит, задуматься даже не хочет, с чего бы это Дракон на сей раз только золотом – не кровью – обошелся? Подобрел, что ли?

– Но Торквемада, этот мерзавец, не успокоился. По его приказу в Святейшем Трибунале Севильи составили списки – на двести человек почти. Там все – и я тоже, Начо. Понимаете?

Не выдержал я, остановился. Остановился, на него, сеньора лисенсиата, посмотрел. Да, похудел наш толстячок, одни усики прежними остались!

– Понимаете, Начо?

Я-то понимаю! Да что толку? Даже ежели целование крестное нарушу, расскажу все – поможет ли? Ой, не поможет!

– Поэтому надо увозить всех – сразу. Вот отчего я искал вас, Начо. Вы сможете лодки подогнать через пять дней к пристани в Триане? В Кадис и Палос нельзя, там стража усиленная, потому как португальцы рядом…