Ола

И верно ведь – и про народ, и про Ее Высочество. То-то падре Хуан де Фонсека молчать мне велел. Нужны им, королевским советчикам, Кебальо-всевидящие, чтобы до земель далеких доплыть, и щит – Ола проклятая – против Ангелов Наказания требуется. Значит, переубедить Ее Высочество следует, да и народу мозги вправить. А чем, как не заговором супротив Кастилии нашей? Даже выдумывать особо не приходится, все правда почти: и его сиятельства делишки, и падре Хуана заботы.

Выходит, я и сеньору архидьякону фитиль вставлю? И то славно! Знать бы только, за какие грехи отвечать придется? Чего заговорщики проклятые удумали? То ли Арсенал севильский подпалить, то ли хуже чего.

…А если и вправду – хуже? Кем же я стану тогда? Ведь если с его сиятельством ясность полная, то чем передо мною вице-канцлер де Кабальеро провинился? А Исаак Абоаб этот? Может, и злодеи они, маркизу под стать. А нет ежели?

– Теперь вот чего, Гевара. Пытать станут – повторяй одно и то же, быстро отвянут. Потому как не один ты такой говорливый будешь. Понял?

Застряло в горле у меня винишко хересское (снова угостили – не жалко им). Легко этой жерди советы подавать. Его бы на лестницу-чудесницу!

– Не боись! Не боись! – подхватил фра Мартин, лапищей своей меня по плечу хлопая. – Может, и не будут пытать. На колени бухнись, ори, что, мол, совесть заела, молчать не могу…

– И поклянись! Поклянись, сын мой! – вставила жердь, руку худую вверх вздымая. – Иисусом Христом поклянись, Девой Пречистой, Крест, стало быть, Святой поцелуй, душу свою бессмертную в заклад поставь. Понял ли?

Многому меня в Супреме этой проклятой научить успели, да только не такому. Перекрестился я даже. Или вправду в Пасть Адову попал?

– Вы чего, отцы святые? Или сицилийцы вы? Или в Бога не верите?

Думал – ругаться станут. Или смеяться. Или в ухо двинут, как падре Хуан.

Не стали, не двинули. Переглянулись, со значением так.

– Глуп он еще, правда, фра Мартин?

– Правда, фра Луне!

Вздохнул фра Мартин, меня, неразумного, жалея.

– Ты, Гевара, учиться должен. Выучишься – дольше проживешь. Первое дело, не просто поклясться, а со словом секретным…

– Клясться будешь, – затараторила жердь, – после каждой клятвы повторяй – про себя, не слышно чтобы было: «Сие правда, которую мне Церковь Святая сказать велит». Вот и не будет на тебе греха. А Церковь, еретик ты этакий, всякий грех с тебя снимет. Даже то, что ты с суккубами, паршивец, якшался! Понял ли?

Почесал фра Луне подбородок свой небритый, усмехнулся – мерзко так. Ну тут уж не выдержал я. Меня невесть чем попрекают – а сами? Учат, как целование крестное обойти?

В одном правы – учиться надо. Так ведь выучили уже кой-чему!

– А не докажете! Не с суккубом я общался, а с сеньоритой знакомой. А то, что ее Новерадо кличут, так мало ли фамилий?

…Про то, что иное у лобастой прозвище, говорить, понятно, не стал. Еще искать примутся!