Ола

Была у меня, конечно, надежда. Была, теплилась – выпустит нас дон Фонсека. Не в благодарность – из выгоды. Слабенькая такая надежда, маленькая…

– Даже если вырветесь, Начо. Даже если переплывете море-океан, доберетесь до какой-нибудь земли. И что дальше? Через несколько лет португальцы или наши туда приплывут…

– А может, и нет, сеньор, – перебил я, слова бурдюка-шкипера вспоминая. – До такой земли только Кебальо – кормчий господень добраться может. А каждый кормчий особое видит, значит, и особую землю откроет. Так что у нас вроде как своя страна будет, а у кого другого – своя!…

…Хоть бы у сеньора Кристобаля Колона, итальяшки этого. Доплывет ежели, будет ему земля – с золотом. Много-много золота, да? Гроозен гольд!

А зачем нам с Доном Саладо гроозен гольд? Моргнул толстячок, подумал, снова моргнул:

– Да о чем вы, Начо? Это же сказки. Просто сказки! Ну, Дон Саладо – еще ладно, но вы?!

Встал я, плечами повел. Набегался за день и за ночь набегался.

А все одно идти надо.

– А чего я, сеньор Рохас? Чем я Дона Саладо хуже? А насчет сказок – ошибаетесь вы. Не станем в сказки верить – тут и Старая Кастилия наша кончится. А правда это, неправда – для того и плывем. Увидеть чтобы.

Схватился толстячок за голову свою, премудростями набитую. Схватился, застонал. Не иначе от жалости, что времени нет – меня лечить чтобы. По системе своей.

Да только зачем лечить? Ясное дело – заразил меня мой идальго, потому как хворь у него – самая опасная, мигом пристает.

Заразил – ну и пусть. Не жалко!

– Ну так чего, сеньор Рохас? – улыбнулся я. – Обнимемся на прощанье или вежество проявим – поклонимся только?

Увидел я каравеллу – и одурел. Даже близко подходить не пришлось. Только через Альменилью-вал перебрался, только на пристань взглянул…

Дева Пречистая, Михаил Святой!

И на этом мы через море-океан поплывем? Тут бы до Трианы добраться – не потонуть на корыте этом!

Поглядел я на небо серое предрассветное, на тучки уходящие. А может, успею еще? Скручу Дона Саладо, через седло перекину, увезу куда подальше. Дождь кончился, конечно, но пусто еще на улицах, ждет народ, пока вода схлынет. Авось успеем!

Махнул я рукой, начал вниз спускаться – к пристани. Спускаться – да последними словами себя крыть. Кого слушал, Начо? Шкипера этого пьяного?

… Не каравелла – лодка какая-то. То, что палубы нет, и так ясно было. Но чтобы такая маленькая! Хорошо, ежели в длину двенадцать брасов будет, а в ширину – четыре. Так ведь меньше, поди! В тольдилье [65] разве что козу спрятать можно.

Зато – три мачты парусами косыми латинскими хлопают. Прямо как у взрослых!