Ола

И мы все живы.

– Начо! Начо!

Кивнул я, слышу, мол. Иду!

– В прошлый раз, как гостили вы в Анкоре, не стал отец упоминать о тяготах, что выпали на долю семьи нашей. Ни к чему это было. Ведь не с маврами нам бороться довелось, не с басками даже…

Негромко говорила лобастая, словно себе самой рассказывала. И на нас с Доном Саладо не глядела – вперед смотрела, в даль речную.

– Давно еще, до того, как я родилась, отец выступил против брака Изабеллы, в те дни еще инфанты кастильской, с Фердинандом Арагонским. Ведь браком этим нарушался договор Торрес-де-Гисандо, тот, что давал Кастилии нашей независимость, а Изабелле – права на корону. Мог ли отец поступить иначе, сеньоры? Но Беатриса де Бобадилья, устроившая сей брак, была лучшей подругой Изабеллы. Вскоре наши владения в Галисии и Эстремадуре конфисковали, отца лишили права заседать в Королевском Совете. Пришлось нам уехать в Анкору, назваться старой фамилией…

Не для меня Инесса рассказывала – для Дона Саладо. Я-то уже про всех этих Бобадилья слыхал. Потому и запомнил – фамилия приметная: Бо-ба-ди-лья. Почти как Ампуэро!

– Увы, отец не ошибся. Объединение с Арагоном разрушило кастильские вольности, Супрема дожигает все, что еще уцелело. Отец не выдержал – поехал в Вальядолид, переговорил с Ее Высочеством. Это ничего не дало, даже хуже. Бобадилья снова вспомнили о нас…

Слушал Дон Саладо, кивал сочувственно. Да и я слушал, хоть и вполуха. Все и так ясно – плохи дела у дона Хорхе, совсем плохи. Вот и решил хотя бы дочь спасти. А что к Дону Саладо ее направил, тоже понятно. Где еще такого честного дядьку найдешь?

…А все-таки платок этот! Откуда было лобастой знать, что я узлы развязал? Ведь так и сказала, знаю, мол.

Дернул я себя за ухо, мысли дурные прогоняя. Ну что за глупости тебе, Начо, на ум приходят? Живая девчонка рядом стоит – худая, лобастая, серьезная не по годам. А платок – подумаешь, платок! Легенда – да и все тут!

А если и не все даже? Кто знает-ведает, вдруг я узлами этими развязанными чего-то в мире Божьем изменил? Вдруг чудо свершилось? Взял я на себя грехи проклятые – и выжила сеньорита Инесса Новерадо тогда, в ночь Королевской Измены? Выжила, спаслась, внуков-правнуков дождалась? А потом и лобастая родилась – тоже Инесса? Или по-другому как получилось?

«Тебе решать, Игнасио. Тебе!»

Обернулся я – не слышит ли кто мысли мои глупые? Тоже мне, Начо-чудотворец! Глупость все это, как есть глупость. Она жива, я жив. И нечего мозги сушить!

Вдохнул я поглубже воздух свежий речной. Убедил? Вроде как.

Почти…

– Сколь печален ваш рассказ, прекрасная сеньорита, – качнул бородой Дон Саладо. – И сколь жаль, что благородный дон Хорхе, отец ваш, не смог присоединиться к нам…

– Он сказал, что не нарушит клятвы, – сжала губы лобастая. – Это древняя клятва рода Новерадо – его глава не покинет Кастилию, пока мавры еще ходят по нашей земле.

…Как в том древнем романсьеро: вечно будет дон Хорхе стеречь горы Сьерра-Мадре…

Фу-ты! И что это на ум такое лезет? Вроде ж белый день на дворе!