Укусила себя за язык — поздно. Круглыми глазами смотрели на меня ребята. У Марка лицо его румяное побледнело, Гай, тот вообще растерялся. Тит Лукреций губы узкие сжал, задумался.
— Страшно просыпаться... В том-то и дело, моя Папия. Нам всем страшно — страшно неизвестности. Когда мы узнаем правду, какой бы она ни была, мы освободимся. Чем больше в человеке свободы, тем меньше — зверя.
— Хватит вам! — не выдержал Гай Фламиний, тоже вставая и ко мне подходя. — Папия, не волнуйся, пожалуйста. А ты, Тит, и в самом деле!.. Давайте о другом. Раз уж Гаруспика помянули... Марк, что-нибудь новое узнать удалось?
Я лишь вздохнула. Гаруспик? Вот уж, называется, сменили тему.
— Ничего толком. — Цицерон потер щеку, поморщился. — Ну... Вы, наверно, знаете, первое убийство произошло два месяца назад в Субуре. Местной «волчице» вспороли живот способом, немного похожим на тот, каким гаруспики режут свои жертвы перед гаданием. Отсюда и имя такое. С тех пор убито девятеро. Вначале Гаруспик преследовал только женщин, но три недели назад был убит мужчина тем же способом. Последнее убийство произошло в квартале Велабр, возле рынка. Жертвой стал центурион, крепкий, сильный мужчина, поэтому считают, что Гаруспик и сам очень силен. Он правша, очень ловкий и хитрый, скорее всего, неплохо видит ночью. Есть предположение, что он — мясник или живодер, возможно даже бывший легионер. Не жрец-гаруспик — точно, настоящи гаруспики иначе жертвы вскрывают. И наверняка — cyмасшедший. А нового... Есть надежда, что в ближайшие дни его поймают. Квестор говорит, нашли зацепку.
Переглянулись мы, пожал мой Гай плечами, и Тит Лукреций тоже плечами дернул. Зацепка — хорошо, только ее к кресту не прибьешь. А вот встретить такую зацепку ночью где-нибудь возле Велабра очень даже возможно.
...Поэтому мне лучше туда пока не ходить, особенно в знакомую таберну. То есть не пока — вообще.
— Разговорчики у нас сегодня! — грустно улыбнулся Гай. — Ночью спать не захочется.
— А о чем беседовать? — дернул бледными губами Кар. — Не о Спартаке же! Тогда точно — не заснем.
О Спартаке этим летом в Риме старались не говорить — как о веревке в доме удавленника. Страшно!
— Ты умеешь убеждать, Учитель.
— Я тебя ни в чем не убеждал, Папия, ты убедилась сама. Людям не за что любить Меня, но никогда именем Моим не творилось подобного. Я не нуждаюсь в таких жертвах.
— Что мы видели? Это, кажется, назвалось Акт Веры.
— Да, Акт Веры — Аутодафе. Сейчас, в твое время, эту страну называют Иберией или Испанией, потом она станет Кастилией. Там в Моего брата будут верить особенно искренне. Искренне — и горячо. С огоньком!
— Но разве Твой брат хотел таких жертв? Это жрецы, они его не так поняли! Разве можно требовать, чтобы во имя твое людей сжигали живьем десятками, сотнями? Не верю!
— Угу. Мой брат добр и милосерден, а его злые жрецы во главе с очень злым жрецом Торквемадой слегка ошиблись. А ты думай, что и кому говоришь, чему учишь! и кого учишь — людей! Обезьян, которые не всегда отличают правую руку от левой! Ты слыхала, Меня обвинили в том, что я поднял Своих братьев против Отца? Какое, интересно, дело Торквемаде до этого? Разве хоть одна обезьяна пострадала? А во имя Моего милосердного брата убиты сотни тысяч невинных. Ты еще Крестовые походы не видела!
— Давно Ты так не горячился, Учитель! То, что Ты показал мне, — страшно, страшнее, чем Рим. Люди — действительно звери и действительно не отличают правую руку от левой. Почему они считают Тебя страшным чудовищем, живущим в бездне? Почему Ты — Тьма? Почему Ты — владыка Преисподней? Они что, Тебя с Невидимым Отцом спутали? Случайно или нарочно?
— Сообразила? Умная обезьянка!
— Мертвая обезьянка, Учитель.
— Ошибаешься. Ты не успела ударить себя в сердце, просто потеряла сознание. Через три дня очнешься, еще через неделю сможешь думать и разговаривать. Не радуйся, впереди еще одна Смерть, помнишь?
ebooksa