Ангел Спартака

Встретились наши взгляды.

— Надо уточнить слова. Ты сказала: «Прими, что я даю и даруй войску Спартака победу»...

Марк Фабриций Приск не знал слова «формулировка».

Антифон

— Сигарету вьдать, обезьянка?

— Да, Учитель, — вздохнула я. — Мои кончились.

— Значит, тебе пора возвращаться.

Щелчок зажигалки, знакомый сизый дым, знакомая горечь во рту. Знакомая гравиевая дорожка, бараки, тоже знакомые, серое небо над головой...

Осень.

Калитка осталась за спиной. Впереди — кухня с бесплатной похлебкой, бар «У Хэмфри», площадь, куда с утра подадут автобусы.

— Ты называешь это место «объектом», Учитель. Оно такое, каким его видят люди, так? Поэтому тут коньяк, грузовики, пистолеты. Это я поняла. Но почему кончаются деньги и сигареты? Почему женщины продаются, почему людей убивают, уже мертвых? Это что, начало мучений? Прихожая Дахау?

Остановился, подошел ближе. Широкие ладони легко прикоснулись к моим плечам.

— Обезьянке снова интересно. Обезьянка оживает. Сильная упорная обезьянка. Я не ошибся в тебе. Пойдем!

Слева бараки, справа бараки. Вот тот приметный, возле него я встретила девочек, ненавидящих нас только за то, что мы идем рядом. Но сейчас там пусто.

— Это агония, Папия. Люди, души, сущности, как их не называй, сопротивляются, не хотят умирать окончательно. Они несут с собой привычки, желания, ненависть, память — то, что и называется жизнью. Тут все и кончается. Последний вдох, последний выдох. Прихожая Дахау — так называют это место. Место, где умирает все, даже память.

— Память? — спохватываюсь я. — Вначале я ничего не помнила, а сейчас... Я все помню, все! Мне снова больно.

Не выдержала, зажмурила глаза. Рука коснулась места, где когда-то билось сердце.

Эномай!

— Если вернусь, Учитель, я узнаю правду. Мертвым все равно, живым — нет. Моего мужа не убили в бою, он не дожил до ночи, когда наши атаковали Глабра. Эномай умер так же, как и его товарищи по школе Батиата, — Мегалий, все остальные...

Это мне успели шепнуть. «Не забудь спросить своих друзей», — сказал Ганник-вождь. Не успела, даже толком не поняла, на что мне намекали. А вот сейчас сообразила.

— Меня даже не пустили к нему. Не пустили! К таким пускают только своих, посвященных. Почему? Не говори мне, Учитель, узнаю без Тебя. Узнаю — и горе тому, кто виновен в их смерти!