Ангел Спартака

То ли показалось, то ли парни и в самом деле переглянулись?

Первый кубок я перелила. Вроде и вина в меру плеснула, и воды, но только растеклась лужа по столу — красная, вперемежку с тающим снегом. Помянула я Плутона с Цербером, поискала глазами тряпку...

— Папия!

Ребята стояли рядом, плечом к плечу. Как подошли, не услыхала.

— Случилось? Хозяйка обижает? Да? Помочь?

— Папия, что с тобой? Что мы можешь сделать?

Не слепые они, конечно. Только что ответить? Что я просто не хочу завтра обмывать их трупы?

— Ничего не случилось, мой Гай! Ничего не случилось, мой Феликс! Пока. А чтобы совсем ничего не случилось, вы сделаете то, о чем прошу.

— Стихи, — кивнул декурион. — Слушать. Вино. Пить. Да!

— Стихи, — согласился поэт. — Если хочешь, Папия, можем спеть. Хором, по команде: «За-пе-вай!»

— Хором?! — Глаза конного декуриона загорелись. — По команде?

— Начнем с омара, — решила я, заставив себя улыбнуться.

— Омар! — послушно кивнул Феликс. — Панцирь. Защитное вооружение. Как у легионеров. Да. Нет! Лучше. Удобнее. Вкусно!

Я поглядела на омара, но тому было уже все равно.

* * *...Струг бил в струг, полосуя гладь Форкиады;Ноги обув в зубы копий,Взбычив лоб,Рвались они смять сосновые руки весел...

Петь не стали, зато стихи оказались о войне. Странные стихи! Гай пытался объяснить про особенности языка, про то как пришлось возиться с переводом.

...А когда, размыканные, зияли ладейные телаБоковинами в опоясках льнов —То иных доковеркивал новый гром,А иные стремглав шли вглубь,Обезблещенные хватким железом.Опетленный Арес, взнузданный в огне,Твердым древкомВзлетал из рук и падал меж тел.Трепеща на ветру оперением.СмертьНес полновес свинца.

Тимофей Милетский исхитрился. Грек, понятно, кто же еще? Как о такие строчки («особенности языка»!) мой Гай собственный язык не сломал? Но звучало страшно. «Смерть нес полновес свинца...»

В напор и в отпор наш и вражий стройВплавь резал грудь АмфитридыВ венце из рыб, меж мраморных крыл.Врушивался в ротПенный вихрь не Вакхова питья,Полое захлестывая снедалище.Горлом изрыгая соль,Криком, как визг, и мыслью, как бред,Сквозь скрежет зубов вдосталь клял онМоре, сокрушителя тел.

Давняя битва у острова Саламина. Греки против персов, корабли против кораблей, сила — против иной силы. Пенный вихрь не Вакхова питья захлестывает горло тонущих, заглушая предсмертные проклятия. Смерть, смерть, смерть.

Но уже расточалась в бегТоропливая вражеская сила;Шеями вперед гибли струги, дробясь о мель;Рвались из рукЧерные ладейные ноги,В челюстях крушилисьМраморными брызгами дети ртов,Было море в трупах, как небо в звездах.

Не выдержала, подошла к окошку. Высоко стоит солнце, за шестой час перевалило. Вино еще есть, стихов у Гая тоже хватит. Только бы Аякс не сплоховал! Ничего, он взрослый, видал виды, не станет зря подставляться.

А разве можно так: «Было море в трупах, как небо в звездах»? Гадость какая! Но... Запомнилось!

Ослепшие, бездыханные,Щекотали трупы волны, бременили берега.А там, на песке, дрогла нагота,Кипели слезыС криком и стуком рук о рук,С похоронным стономО земле отцов.

Пуста клепсидра, на застеленном ложе — ненужная уже тряпичная груда. Туники, паллы, гиматии... Вино с омаром — поминки по сиятельной Фабии Фистуле. Недолго прошустрила она в славном городе Капуе, обидно даже. Но кто знает, может, еще и воскреснуть доведется?