Ангел Спартака

Но не сейчас!

А как пал сирий в боюПажитных насельник КеленПред железным рубителем эллином,И заворотило его за волосы горлом вверх —Он обвил молящей рукою сгиб нависших ног,Он заплел язык азийский эллинским,Он сломал чекан печати на устах своих,След следя ионийских слов:«Я меня тебя как? Какое дело?Никогда обратно:Вести сюда мой;Больше, отче, нет, нет,Никогда воевать сюда!..»

Хорошо читает Гай! Даже Феликс заслушался, замер, губу закусил. Хорошие парни, хорошие римляне.

Отвернулась, головой покачала.

Не бывает хороших римлян, Папия Муцила, внучка консула! Для чего ты спаслась, ради чего выжила? Не для того ли, чтобы убивать таких, как Гай, таких, как Феликс? Чтобы падали они на колени перед железными рубителямм Италии, умоляя: «Больше, отче, нет, нет, никогда воевать сюда!..» Море в трупах, как небо в звездах...

Но, уже расточившись вспять,Быстропутные беглецыОбоюдоострые дроты пометали из рук,Врезали в лица острия ногтей,Растерзали на грудях персидскую ткань,Сладили голосами азийский вопль.А взвидев силу своюВ завороте, в смуте, в отпоре, в бегу,Поверг себя на колени,Вскинул на себя рукиИ, обуреваемый вспененною судьбой,Молвил:«Горе лому, которому не стоять!..»

Что там на улице? Окна выходят во двор, огромный двор Острова Батиата, слышно плохо.

Дрогнула рука, вино расплескивая.

Уже? Да, кажется, уже.

Поглядела украдкой на поэта, на Феликса поглядела. Они еще не слышат, не догадываются, представить себе не могут. Не только они! Феликс Сулла Счастливый, беззаконий царь Римский, ты слышишь? Скоро завидишь ты силу свою в завороте и смуте, скоро повергнешься на колени. Горе дому, которому не стоять! Волку выть на Капитолии!

И тут постучали в дверь. Громко, очень громко.

Антифон

Я еще не знала — никто из нас не знал! — что Сулла Феликс, Сулла Счастливый, Сулла Кровавый, самый страшный враг моей Италии, умер именно в этот день, жаркий, летний день месяца квинитилия, что случился в консульство Луция Лициния Лукулла и Марка Аврелия Котты. Сулла и вправду оказался счастливым — не увидел и не узнал. У богов — ватные ноги. Мы, жаждавшие его гнилой крови, опоздали.

Мы — опоздали. Рим же остался без вождя.

«Знамение!» — сказал потом Крикс, и все с ним согласились, даже Спартак.Учитель же только развел руками. «О чем ты, обезьянка? Умер — и умер себе. Совпадение!»

Я Ему не поверила.

* * *

На пороге — Аякс. Единственный глаз смотрит странно. Наконец...

— А ведь бежали!

Кто?! — Гай с декурионом в один голос.

Я молчу. Уже поняла.

— Братва-ячменники! — Зубастый рот радостно скалится. — Заваруха в школе Батиата! Всех режут, всех давят! Уже и на улицу вырвались, к воротам идут, всю стражу передушили. Ну все, зови, Рим, трубачей! Видишь, госпожа Папия, и без семи моих способов обошлось. А главным там какой-то Спартак...

Антифон

Свиток со стихами грека Тимофея — теми, что читал тем жарким днем Гай Фламиний, — лежит передо мной. Незнакомый почерк, чужая рука. Копия с копии.

Горе дому, которому не стоять!О палящие струги эллинов,Извели вы юных лет многолюдный цвет:Не увидеть ему ладей на обратной тропе,Ибо их сгрызетПышущая пасть безъяремного огня.Да восстонет скорбь по всей Персиде!..

Переписчик не ошибся: не «восстанет» — «восстонет». «Да восстонет скорбь по всей Персиде...» Дальше Гай перевести не успел.