— Давайте выпьем коньяку. Я тут в аэропорту приобрел по случаю. Но дело не в этом. Дело в том, что я никогда не пил на такой высоте, за Полярным кругом, да еще и с такого сранья.
— С чего — такого? — снова засмеялась девушка.
— Я имел ввиду: так рано, — пожал плечами Макс. — С раннего утра.
Как само собой разумеющееся дело, они хлопнули по двадцать грамм, украдкой налитого «Кремлевского» коньяку. Весь недолгий полет они проговорили о всякой всячине, и уже когда в иллюминаторе засияло море, Макс вдруг спросил:
— А вы — прокурорская? По роду деятельности?
— Нет, — удивилась девушка. — Я была педагогом. А с чего это вы так решили?
— Иногда вы смотрите, как они: вроде бы в моем направлении, а как-то мимо. Глаза от этого кажутся косыми.
Девушка смеялась так заразительно, что они оба чуть не расплескали весь налитый в пластиковые стаканчики коньяк.
— Это все оттого, что я впервые не одела свои очки, — наконец, сказала она.
— Ну и что? — не понял Макс.
— А то: я также в первый раз пользуюсь контактными линзами. И мне иногда кажется, что они как-то выпучиваются и вот-вот упадут.
Отдых в Сочи пролетел незаметно и даже быстро. Вместе с Максом проходили курс реабилитации другие ветераны, но, в основном, не отягченные медалями и орденами. Разве что почетными грамотами. Поэтому и майор помалкивал, ничего не распространяясь о своей командировке. Реабилитация подразумевала собой курс релаксирующей терапии, в том числе и психологической. Последняя непроизвольным образом включила в себя пиво и вина за пределами санатория и иногда коньяк и водку в стенах. Строгое предупреждение о невозможности пьяных дебошей, выяснений, кто «мент круче», было небеспочвенным. Самые тупые, насмотревшиеся отечественных сериалов, пытались изображать свою «избранность», но их скручивали коллеги по номерам, а иногда и сотрудники санатория. В первом случае они отделывались разбитыми мордами и исключением из всех застолий, во втором — позорным выселением и ходатайством по месту работы о служебной проверке.
Макс в «санаторное» братство не вступал, он был в «курортном». Он часто и подолгу общался со своей мурманской попутчицей, которая жила-была, оказывается, в глухом безработном северном поселке, работала учительницей в немногочисленной восьмилетней школе и жила за счет леса, рыбы и утомительного труда на своем приусадебном участке. Характер, как она сама признавалась, у нее был очень скверный, местные пьяные ухажеры ее ненавидели по причине, о которой не надо было говорить вслух. Зарплата висела где-то на счетах уже не один год, словом — ничего особого, дело житейское. Какие преграды нужно было преодолеть, чтобы в один прекрасный день забрать из выплатного пункта всю причитающуюся задолженность — Макс представить себе не мог. Она в один момент стала самой богатой жительницей их поселка, самой презираемой, да, к тому же, скорее всего, безработной. Вот поэтому-то она и приехала в Мурманск, плюнула на будущее и купила билет на «Боинг» до Сочи, чтобы попробовать жизни, о которой ей рассказывали взрослые коллеги по работе, неоднократно посещавшие причерноморские пляжи во времена «золотого застоя». А тут — Макс.
35. Макс обретает покой и кое-что еще
Они поженились через полгода после возвращения с Сочи.
Еще будучи на курорте, Макс связался с одной из строительных организаций в родном Смоленске, заключил в электронном виде договор и даже проплатил через банк десять процентов, якобы — предоплату. Жадные строители, точнее — перекупщики у самих себя и одновременно продавцы, требовали увеличить сумму в три раза, но, узнав, что через месяц получат весь расчет, угомонились. Макс, конечно, мог бы все это проделать по возвращению, но ему не терпелось удивить девушку Галю, и это ему удалось.
Самое тягостное время после тех событий у оружейного клада для него наступало ночью. Отведенные на сон часы — это единственная возможность, когда человек остается наедине с самим собой. Днем можно отвлечься, забить голову всякой ерундой, отключиться от воспоминаний и дум о будущем, но ночью это сделать уже затруднительно. Максу удалось сейчас несколько недель если и не засыпать с улыбкой, то с легким сердцем.
До ночевки в Мурманске перед наступлением темноты его одолевало беспокойство. Он читал книги, пытался заснуть под включенный телевизор, но все это не помогало. Майор отнюдь не переживал по поводу убитых им басмачей — пес-то с ними. Они вспоминались ему мельком: бешеные глаза, оскаленные зубы и клочковатые бороды. Словно, все в одной и той же напяленной наспех маске. Гораздо чаще у него перед глазами вставали мертвые товарищи: Скай и Харламов. Он не чувствовал себя виноватым ни в малейшей степени, он не корил себя за то, что остался, а они — нет. Ему было просто непонятно, как же так все это произошло? Они были живыми, смеялись, шутили, ругались. Но случился момент — и их не стало. Мир для парней исчез, и они для мира — тоже. Он остался и чувствовал, что ничего в природе не изменилось, словно ничего не произошло. С этим надо было жить, как и положено по порядку вещей. Но в душе ощущал, что теперь на самую малость пусто. Честно говоря перед самим собой — о прокурорских он нисколько не вспоминал, они его не занимали нисколько. Но вот эти, казалось бы совсем незнакомые парни, потрясли. Может быть, когда придет и его черед, душа расстанется с телом, вся изгрызенная такими потерями. Или это и есть — правда жизни, когда утрата близких отрывает от его собственной души частицу, потому что эту самую частицу он отдает им? Стало быть, весьма возможно, что некоторые люди, чье существование с легкостью воспринимало утраты окружающих, уходя, теряют всю душу, потому что она, целая, не в состоянии удержать свой «полный вес»? Чем израненней душа — тем крепче совесть?
— С тобой рядом я могу засыпать спокойно, — поделился он как-то с Галей. Она жила в частном секторе, и если бы не помощь Макса, то даже всех ее сбережений не хватило бы по возвращению домой не просить милостыни.
— Ты можешь рядом со мной засыпать? — ответила она, придав голосу оттенок кокетства.
ebooksa