Радуга 1

31. Майор Макс

Очень радовал тот факт, что не приходилось беспокоиться о боеприпасах: заправленные в рожки автоматные патроны были аккуратно упакованы в пластиковые ящички ядовитого оранжевого цвета, гранаты покоились в специальном контейнере, напоминающем соты для яиц. Все, за исключением оружия, было готово для экстренного потребления. Макс и пользовался, не считаясь с затратами.

Хараламов отстреливался сколько мог, сопровождая свою стрельбу отчаянной руганью, а потом — просто воем. Когда он, дико вскрикнув, откинулся на спину, распростав руки по сторонам, Макс даже не подошел, продолжая ползать и скакать между самостоятельно сформировавшимися бойницами. Он все равно ничем помочь был не в состоянии.

Однако звук автоматных очередей, взрывов и лающих криков с другой стороны действовал угнетающе. Непроизвольно Макс начал кричать во все горло слова песен, приходивших на ум, не стесняясь отсутствия вокальных способностей. «Dirt», — орал он. — «I"ve been dirt. And I don"t care.» Если бы Игги Поп послушал бы его — он бы прослезился. Старлей пел в унисон со своей стрельбой.

Время шло, возникло ощущение, что уже близится вечер. Макс посмотрел на часы, претенциозные в своих традициях «Командирские». Их он приобрел перед самой командировкой за девятьсот рублей в фирменном часовом магазине. Часы если и показывали сейчас что-то, то, наверно, цену килограмма гвоздей на рынке в Уругвае. Никаких видимых повреждений не было, стекло цело, если их потрясти и приложить к уху, то ничего внутри не отваливалось, колесико завода было закручено до упора. Но они не ходили! «Наверно, часовой завод выкупил-таки китайскую технологию!» — подумал Макс и попытался сориентироваться по солнцу. Светила видно не было, но тени казались длинными. «Скоро наши поспеют!» — удовлетворенно, как о чем-то само собой разумеющемся подумал он. Словно о скором окончании долгого и напряженного рабочего дня.

«Among the tar places the glides are moving. All looking for the new place to drive», — орал он, переключившись на Duran Duran, запуская пару гранат, не глядя, себе за спину. — «Sing blue silver», — завыл, теряя голос от усердия. Вдруг наступила тишина. Макс подполз к Харламову и закрыл тому глаза ладонью.

Хлебнул самую малость кофе — от пения ужасно сушило горло. И тут он услышал голос. Наверно, он очень долго его ждал.

— Не стреляйте! — на правильном русском языке кричал кто-то. Даже намека на кавказский говор. — Это свои! Прекратить огонь!

Макс ничего в ответ не сказал, даже не попытался подползти к амбразуре и посмотреть. Явились спасатели на ночь глядя! Хорошо, хоть так!

— Don"t shoot! Colonel! — внезапно известил тот же голос, но уже ближе. — Don"t fucking shoot!

— Хорошо! — крикнул в ответ Макс и бросил на голос одну за другой две осколочные гранаты.

Дождавшись, когда утихнут взрывы, он добавил шепотом:

— Привет вам от конголезского полковника.

Сразу началась привычная ураганная стрельба.

Когда стало темно, шакалы с соседних холмов уже не смеялись. Они были заняты другими делами. Делали, наверно, волки позорные, ставки, сколько еще продлится войнушка, и кто в конце концов победит. Шансы Макса расценивались, как один к семи, как в приснопамятном матче чемпионата Европы Россия — Голландия.

Вдруг сделалось очень темно. «Духи» запустили светящиеся ракеты и продолжали наседать, но потом угомонились, дожидаясь, когда же выйдет луна.

Макс внезапно осознал, что может очень даже легко заснуть, не дожидаясь продолжения «Марлезонского балета». Ни холод, ни смертельная опасность не могли уговорить организм бороться. Тогда он постарался сесть как можно неудобней, разместив автомат между ног дулом на стену, да еще пристроил левую руку под седалище. Говорят, что через пятнадцать минут конечность заноет от онемения и пробудит своего хозяина.

Очнулся он не от чувства протеста руки, а от взгляда. Чья-то башка, контрастная на фоне освещенного вышедшей луной неба, пялилась в него, как на музейный экспонат. Это длилось так мало, что никакому временному интервалу не соответствовало. Эта башка начала разрастаться плечами, руками, стволом, рядом показалась другая, где-то сбоку угадалось еще одно движение.

Макс успел нажать на курок, скосив очередью двух «духов» так, что брызги от них тоже единомоментно контрастно запечатлелись на фоне неба. Но сбоку в него тоже выстрелили, выбив из рук автомат и самого отбросив прямо к открытому зеву схрона. Левая рука все-таки успела изрядно онеметь, но правая, действуя уже по своей собственной воле, схватила первое, что попалось в пальцы и бросила в нападающего. Тот уже успел перевалиться через фундамент, поэтому неспособный некоторое время стрелять, и получил прямо в рот саперную лопатку. Это было для стрелявшего неожиданно, потому как всем своим ваххабитским естеством он уже уверовал в успехе ночного рейда, предвкушал, как отрежет голову «неверной собаке» и покроет себя неувядающей славой перед братьями.

Саперная лопатка помимо своей копательной функции еще имеет режущую, если так можно сказать, способность. «Дух» захлебнулся кровью из располовиненной щеки, поперхнулся выбитыми зубами и на некоторое время потерял контроль над ситуацией. Макс же этот контроль обрел, подхватил автомат и, подсознательно ужасаясь в возможной дисфункции, нажал на курок. «Ты-дух», — сказал «Калашников», басмач дернулся, приняв обращение, выпучил глаза и забулькал горлом. Макс сразу же утратил к нему интерес, принявшись живо разбрасывать направо-налево гранаты.