— Значит, она умерла, — совершенно равнодушно произнес огнепоклонник.
— Клянусь Магометом! Должно быть, опиум, который ты тогда принял, до сих пор туманит твой мозг, Харруш; иначе как ты мог предположить, что такой нищий, как ты, может получить что-то, кроме трупа белой девушки?
— Я совсем не из-за белой девушки пришел сюда, господин; я пришел, потому что меня послали к тебе.
— Кто?
— Адапати людей с длинными косами, китаец Ти-Кай.
— А! — мгновенно смягчился Цермай. — И что ты принес мне от китайца?
— Весть, что твои опасения были неосновательны; все формальности, соблюдения которых требовали хозяева острова, выполнены, и ты можешь свободно пользоваться золотом белой рангуны, которая лежит там; воля хозяина исполнена.
— Хорошо, — произнес Цермай. — И, чтобы вознаградить тебя, Харруш, я обещаю тебе ночь, населенную всеми любимыми тобой грезами. Но, — невольно побледнев, продолжал он, — видел ли ты Нунгала, того, кого китаец называет хозяином?
— Да, — ответил Харруш.
— И что он сказал тебе? — спросил Цермай голосом, выдававшим волнение.
— Не будем пока говорить о Нунгале.
— Гебр, почему ты говоришь: «Пока не будем»?
— Потому что я еще не знаю, человек ли Нунгал или один из тех бакасахамов, что живут в могилах и выходят оттуда лишь затем, чтобы принести несчастье сынам земли.
— И ты хочешь рассеять свои сомнения?
— Да, — ответил Харруш.
Цермай несколько минут молча размышлял; наконец он повернулся к заклинателю змей.
— Харруш, — произнес он, — несмотря на твое ремесло шарлатана, ты всегда казался мне умным и отважным человеком; пойдем со мной, я дам тебе богатые одежды, и ты станешь жить в моем дворце.
— Харруш всегда жил на свободе в горах, из него выйдет плохой слуга, клянусь тебе, Цермай.
Яванец улыбнулся.
— Я вовсе не собираюсь причислить тебя к моим слугам, Харруш, ты сохранишь свою независимость; приди в мой дворец, и ты будешь наслаждаться моим богатством.