— Что это ты какой-то странный опять, — поспешила она увести разговор от изначальной темы, догадавшись, видимо, куда я клоню. — Что ты скособочился?
— Жизнь тяжела, детка, — ответил я, цыкнув зубом, — но, к счастью, коротка. Помоги-ка мне раздеться — сама увидишь.
Мы прошли в комнату и я обнажил торс. Марина охнула. Я подошел к зеркалу и осмотрелся. Плечо, да и весь левый бок представляли собой один большой неравномерно окрашенный синяк. Неудивительно, что все так болит.
— Где тебя разукрасили? — поинтересовался Слава.
— Ты лучше спроси, кто меня разукрасил, — вспомнил я жуткую вывеску сатаниста, пустую щель вместо левого глаза и кривой желтый клык. — С ума сойти можно, что со мной приключилось.
— Илья, тебе, наверное, компресс надо сделать, — встряла Маринка, но я остановил ее суету.
— Не надо ничего, само пройдет.
— Дай, я хоть посмотрю.
— Смотри, — повернулся я к ней и продолжил: — А знаешь, что у меня в машине лежит?
— Ну? — заинтересовался Слава.
— Меч.
— Ну, ты даешь стране угля, — констатировал кореш. — Попинали тебя конкретно… но мало.
— Это как сказать, — хмыкнул я. — Кто меня тронет, тот дня не проживет.
— Замочил кого? — догадался друг.
— Точно, — утвердительно кивнул я и поморщился — пальцы у Маринки были как лед, — гарный был хлопец.
— Тебе только волю дай, — заметил Слава. — Ковыряльником небось загумозил.
— А ты как догадался? — Я попытался всплеснуть руками, но спину кольнуло так, что перехватило дыхание. — Зарубил болезного — меч по рукоятку в крови.
Марина слушала, открыв рот, даже синяками бросила заниматься.
— Ну, как там, — спросил я, — ребро не сломано?
— Не знаю, — неуверенно пробормотала она. — Давай, в «травму» съездим.